Мелани Кантор - Смерть и прочие хэппи-энды [litres]

– Ха! Ну извини.

Гарри протирает глаза.

– Только посмотри! – Он трясет «окровавленной» подарочной коробочкой. – Это был знак моей щедрости. Но ты бы все равно не поняла, верно?

Я бросаюсь к елке, гирлянда на которой все еще светится праздничной радостью, вне зависимости от развернувшегося сражения, хватаю его завернутый джемпер с рождественским пудингом и прижимаю к груди, будто Гарри может попытаться силой его отобрать.

– О нет! Ну, теперь и ты тоже никогда не узнаешь степень моей щедрости.

– Прекрасно, – заявляет Гарри, стряхивая соус с груди. – Просто прекрасно. – Он берет обе бутылки просекко и запихивает обратно в свою сумку. – А это я заберу домой для Мелиссы. Хотя нет, оставлю одну тебе! Тебе наверняка нравится пить в одиночестве. Ты должна бы уже наловчиться в этом деле.

– Ну-ну, – усмехаюсь я. – Ты можешь быть настоящей маленькой сучкой, когда показываешь свое истинное лицо, да? – Я уже дохожу до точки кипения. – Но забери это. Спасибо за щедрость, однако вино мне не понадобится. Хочешь узнать, почему? – Теперь мне безразличны его чувства.

Гарри смотрит на меня набычившись – его лицо красное и свирепое.

– Знаешь что, Дженнифер Коул, мне плевать!

– Ладно, Ретт Батлер, я все равно тебе расскажу… – Я бросаю сверток с джемпером обратно к елке. Ее мерцающие ветви качаются.

Я подбочениваюсь, выдерживая эффектную паузу.

– Я беременна !

Его глаза чуть не вылезают из орбит. Он потирает их и стонет от боли.

– Ты ЧТО?!

Я улыбаюсь – эта откровенность приносит мне большее удовлетворение, чем я могла бы надеяться.

– Я жду ребенка.

Гарри насмешливо фыркает:

– Ну, он никак не может быть моим.

Я молча гляжу на него.

Он закатывает глаза:

– Повторяю. Ни хрена он не мой!

У него из ушей того и гляди повалит пар.

Я бросаю на него презрительный взгляд:

– А я разве сказала, что он твой?

На его лице замешательство, он открывает рот, затем закрывает. И наконец кричит:

– Значит, не мой?

Я перевожу взгляд на свои руки и принимаюсь безмятежно рассматривать пальцы.

– Тогда чей?

– Не думаю, что ты вправе задавать мне этот вопрос.

– Господи, ну ты и овца!

Я гляжу на него:

– А ты нет? Ты, значит, все правильно сделал?

Гарри пожимает плечами.

– Что ж, Мистер Ошибка, я бы хотела, чтобы вы ушли.

– Тебе нет нужды просить, – фыркает он. – Я ухожу. – Гарри принимает гордый вид и поднимает сумку. – Вот уж точно «Хо-хо-хо», – добавляет он в последней вспышке остроумия.

– Пошел вон! – Я бросаю ему в спину еще горсть колбасок.

Он хватает пальто и захлопывает за собой входную дверь. Я слышу на улице короткое пиканье сигнализации и тяжелый стук автомобильной дверцы.

Я прислоняюсь спиной к стене и сползаю вниз. Сижу, уставившись в никуда, а затем разражаюсь истерическим смехом, обдуваемая из щели холодным воздухом. Смех переходит в такой же истерический плач.

Что это сейчас было? Что, блин, это сейчас было?!

Наконец я поднимаюсь и иду обратно в гостиную. Смотрю на осколки нашей фальшивой любви, беру баллончик со сливками и заливаю все вокруг.

На краткий миг мне становится хорошо.

– Ну, это черт знает что, – произношу я вслух и сажусь на диван, так что хвост оказывается между ногами.

Я оглядываю комнату в печальном раздумье. Вот и все, думаю я. Все кончено. Со всеми разобрались. С Гарри, Энди, Элизабет, да и с Эмили тоже, по большей части. Я потеряла их всех. По-разному, но они все ушли. Единственная, кто осталась со мной, – это Изабель. Кто бы мог подумать? Я окидываю взглядом прошлое и, как ни странно, осознаю, что буду скучать по ним. Потому что нельзя разорвать отношения, какими бы токсичными они ни были, и не чувствовать при этом горя. Однако при всех потерях и переживаниях у меня остается вот это. Я складываю руки на животе. Да, это.

Что вам предначертано, с вами и случится.

– Тебе лучше оставаться там, крольчонок, – говорю я, поглаживая живот. – Тебе лучше оставаться там, где ты есть.

– Заходи, заходи, – говорит Изабель, – дай я возьму твои пакеты.

– Спасибо, – благодарю я. – Все подарки – в большом пластиковом пакете.

– О, как волнительно! Тогда держи его ты. Положи под елкой в гостиной. Мы не открываем подарки до завтра. Посмотрим все после рождественского обеда. – Она смотрит на меня: – Ты ведь можешь подождать?

– Думаю, да. Это ведь ты всегда была нетерпелива.

– Я до сих пор такая, – сестра с озорным видом хихикает. – Я уже украдкой подсмотрела, что Мартин купил мне. Могу сказать только, что с его стороны это очень, очень щедро.