Мелани Кантор - Смерть и прочие хэппи-энды [litres]

Наша мама ни разу не обсуждала с нами устройство тела. Когда мы с Изабель стали достаточно взрослыми, чтобы узнать о сексе, она просто вручила нам книгу «Откуда я взялся?».

Остальное я узнала из школьных сплетен в раздевалке. Иногда мне кажется, мама жалела, что у нее не сыновья и поэтому нельзя предоставить отцу освещать интимные вопросы. А ведь это долг матери – предупредить дочерей о всех потенциальных опасностях женского существования, начиная с половой зрелости. И сделать это лучше, чем «Гугл». Потому что от гугления любой болезни так и хочется вышибить себе мозги.

Мать может держать тебя за руку, смотреть тебе в глаза и обсуждать все открыто. Чтобы, когда это случится, ты могла вспомнить информацию, которую она старательно поместила в твой мозг, и подумать: «Ах да! Я выживу. В конце концов, взять маму – она проходила заместительно-гормональную терапию и чувствовала себя отлично». Конечно, я не знаю точно, пользовалась ли мама ЗГТ. Только предполагаю, что пользовалась. В конце концов, это лекарство, а мама являлась фанатом таблеток. Она вообще не принимала идею стоического страдания. Антибиотики вредны для вас? Чепуха, говорила она. Но почему она не обсуждала с нами телесные вопросы? Почему «секс», «вагина» и «менопауза» считались такими грязными словами, что она даже не могла произнести их? Чего она так боялась? Нашего возмущения? Обвинений в том, что мы родились девочками?

Я понимаю, что мне нужно поговорить с Изабель. Я должна спросить ее, как она относится к своим дочерям. Надеюсь, она не совершает ту же ошибку, что и наша мать?

Дочерям нужно оказывать поддержку. Во всем. Сейчас даже больше, чем когда-либо.

Я смотрю, который час. Час ночи. Я потратила кучу времени, глазея в экран. Пора уже ложиться спать и как-то подготовиться к новой жизни и рассказу о том, что моя болезнь была обманом.

То есть нет, не обманом! Ошибкой.

Я раздеваюсь и стою перед зеркалом в ванной, собираясь почистить зубы. И сообщаю своему отражению, что здорова. Просто я вхожу в новый гормональный цикл, пусть это и ужасно.

И еще я хороший человек. Мои друзья поймут эту ошибку и порадуются за меня. Я отдаю себе отчет, что это будет не очень-то легко и просто. Пожалуй, это станет самым большим испытанием любви и дружбы, которое я когда-либо проходила. Слава Богу, я не поддалась уговорам Пэтти и не рассказала остальным коллегам!

А потом я встряхиваюсь и выпрямляюсь. Я буду жить.

Я БУДУ ЖИТЬ!

Я просила об этом, и сострадательный Бог либо Вселенная меня услышали – ну, или же это была удача. И все те, кого я люблю, обязательно придут от этого в восторг. Я должна уже завязать со своим пессимизмом…

Укладываясь спать, я решаю, что пора взглянуть в лицо реальности. Завтра я начну рассказывать свою хорошую новость тем, кому это важно.

И завтра, конечно же, все будет хорошо.

Этой ночью я сплю урывками, и мне снится, как я рассказываю всем об ошибке, глядя на безликую толпу и слушая их радостные крики, однако, проснувшись, понимаю: пока стоит держать это открытие при себе. Рассказывать рано. Мне ведь должны еще позвонить из больницы и сообщить результаты последних анализов. Доктор Маккензи пообещал, что их сделают достаточно быстро.

Интересно, почему до сих пор от них нет никаких вестей? Черт! Я такая идиотка. Совсем забыла, что отключила домашний телефон и выключила сотовый, когда мне хотелось побыть одной в своей норе.

Мне больше не стоит этого делать. Не могу же я просто прятаться от мира, пока решаю, как быть со своим будущим! Я включаю мобильный телефон, и на экране высвечивается несколько сообщений. Тут же оживает и моя голосовая почта. И пока механический женский голос сообщает мне, что я пропустила двадцать один звонок – двадцать один! – в дверь звонят.

Я замираю на месте в своем старом халате, разрываясь между телефоном и дверью и не зная, что делать сначала – кидаться открывать или разобраться с пропущенными звонками. В дверь снова неистово трезвонят.

Нежданный гость теперь просто нажал на кнопку и не отпускает. Я отбрасываю телефон. Кто, черт возьми, это может быть? Почтальон никогда не бывает таким агрессивным.

Я смотрю в глазок. О Боже! Это Оливия с Дэном.

Оливия выглядит посеревшей и испуганной. Я сразу понимаю, почему она здесь. Мне хочется спрятаться и затаиться, но я не могу так с ней поступить.

И я открываю дверь – медленно… виновато.

– Дженнифер! Черт, Дженнифер! Я думала, ты умерла! – Лицо Оливии такое же красное, как и волосы. У нее истерика. – Где ты была? Почему не отвечаешь на звонки?!