Мелани Кантор - Смерть и прочие хэппи-энды [litres]

– У меня же не грипп, Изабель.

– Нет, – кивает она, – определенно нет. Извиняюсь. Слушай, не знаю, стоит ли говорить об этом, но ты в курсе, что твои глаза налиты кровью?

– Это из-за недавней рвоты.

– О, Дженнифер, – охает она, прикрыв ладонью рот. – Это ужасно! Бедняжка, моя дорогая бедняжка… – Изабель поеживается. – Извини за беспокойство, но у тебя нет какой-нибудь грелки? Я не привыкла к холоду и могу простудиться.

– Конечно. Это было бы весьма некстати.

Мы стоим на кухне, а она болтает о разных мелочах, пока закипает чайник. Я делаю ей кофе, потом начинаю очищать имбирь.

– Ты пьешь имбирный чай? – спрашивает Изабель.

– Ага. Хочешь?

– Я люблю имбирный чай.

– А я тебя совсем не знаю, верно? – усмехаюсь я.

Мы возвращаемся в гостиную, и она устраивается в кресле, съежившись и сунув бутылку горячей воды под пальто, обняв чашку и грея руки.

– Очень милая комната, Дженнифер, – произносит она, оглядевшись.

– Ты так говоришь из вежливости.

– Возможно, – соглашается она. – Немного. Но, по крайней мере, я пытаюсь.

Мы обе смеемся.

– Так как же ты справляешься со всем этим? Я имею в виду, в одиночку?

– Я больше не одна, – отвечаю я. – Мы с Гарри снова вместе.

Ее брови взлетают вверх.

– Я ему тоже послала письмо. И он проявил себя с лучшей стороны. Завтра он везет меня в спа-салон.

– Это так мило. – Она замирает на миг. – Я так рада за тебя! Тебе нужен кто-то. Каждому кто-то нужен. Надеюсь, в этот раз он будет к тебе добрее.

– Не так уж много вреда он может причинить за пятьдесят пять дней, – замечаю я.

Изабель кашляет, поперхнувшись чаем.

– Ты считаешь дни?

– Да.

– Но почему? Это ужасно. Я имею в виду, это… как будто находишься в камере смертников.

– Я и правда в камере смертников.

Она отводит взгляд.

– Просто это кажется неправильным. Слушай, я хотела предложить тебе пожить у нас. Я позабочусь о тебе. Если, конечно, Гарри не живет с тобой?

– Это очень мило. Спасибо.

– По крайней мере, у нас теплее.

– Но я лучше останусь здесь. Не то чтобы Гарри жил со мной. Работа отнимает у него много времени. Он чаще находится за границей, чем дома, и, кроме того, у него есть прекрасная квартира в городе, с потрясающим видом на «Осколок».

– Боже! – Изабель, кажется, впечатлена. – Подумай о грязном воздухе в центре.

Я фыркаю:

– Да. Наверняка он в курсе.

– Ну что ж! Мое предложение будет в силе, на случай если ты передумаешь. Но ты должна что-то сделать с отоплением.

– Я в порядке, Изабель. Я к этому привыкла. Честно говоря, я даже не замечаю холода.

– Что ж, кому ты еще написала?

– Только тебе, Гарри и Энди с Элизабет.

– Энди и Элизабет. А ты получила ответ?

– Вообще-то да. Энди прислал очень милое письмо.

– Можно посмотреть?

– Нет! Это личное.

– Да брось!

– Ты увидишь это, когда я умру. Если сможешь найти.

– Я не собираюсь рыться в твоих вещах. А что написала Элизабет?

– Ничего.

– А, ну ладно. Не так уж и много она могла сказать, верно?

– Ты имеешь в виду, кроме сожаления.

Изабель пожимает плечами:

– Может, она и не сожалеет.

– О!

Она теребит выбившиеся из подлокотника нитки.

– Знаешь, не все такие добрые, как ты. На самом деле я думаю, что ты исключение, лишь подтверждающее правило. Большинство женщин, которых я знаю, настоящие стервы. Я в курсе, ты думаешь так же про меня, но некоторые матери в нашей школе намного хуже. Тебе повезло, что ты никогда не имела дела ни с кем из них.

– Я вовсе не думаю, что ты стерва, – возражаю я. – Но мне бы очень хотелось быть матерью. Даже если это означает общаться с некоторыми стервозными особами в школе.

Изабель качает головой:

– Не верится, что я думала, будто ты никогда не хотела детей… Вот один из примеров, как все мы можем заблуждаться. И мне очень жаль, что этот козел изменил тебе из-за этого. Думаю, мы не всегда можем понять, что толкает людей налево, когда с виду все кажется прекрасным.

– На первый взгляд все было нормально?

– Всегда. Я была в шоке, когда ты мне рассказала. Мама с папой тоже были потрясены. И очень переживали за тебя.

Это становится для меня откровением.

– Они никогда не говорили. Наш разговор свелся к тому, что, типа, нужно двигаться дальше, давай не будем это обсуждать – оно того не стоит, – сообщаю я.

– Ну, это в стиле родителей. Они не любили обсуждать неудобные вещи. Вероятно, думали, что полезнее всего вообще не поднимать подобные темы.

– Я знаю. Но почему? Посмотри, сколько времени мы не могли решиться на настоящий разговор. И посмотри, как после него стало легко. Я любила их, но серьезно! Они были безнадежны, когда речь заходила о плохих новостях. – Я указываю на черно-белую фотографию родителей. – Они были такой красивой парой – блестящий пример идеального брака. И демонстрировали окружающим только эту картинку. Но неужели они никогда ни в чем не сомневались? Я ни разу не слышала, чтобы они хотя бы поспорили.