Робер Эскарпи - Святая Лизистрата

Известие о ее браке потрясло его не потому, что было таким уж невероятным, — наоборот: это был шок, какой вызывает соприкосновение с неопровержимой реальностью. Рука, которой он провел по щеке, слегка дрожала. Мамби передернул плечами.

— Возможно, в ту пору вы ее не заметили. Она только начинала и делала первые шаги в нашей труппе. Кстати, она сидела в самолете рядом с вами. Я помню об этом потому, что на другой день после нашего приезда в Париж она спрашивала, как вас зовут.

И об этом он тоже не подумал. Она ведь не знала его имени. И не спросила его — ни в гостинице, когда они были в номере, ни в даже в минуту расставания. Она не лгала тогда, на перроне. Она ничего не уносила с собой — ни воспоминания, ни надежды; он видел лишь ее бледное лицо, которое уже стало стираться в памяти…

Он очнулся: он стоял на тротуаре бульвара Виктора Гюго в Бордо. Катрин покупала журнал.

— Угостите меня грогом? Мадлен будет занята еще с полчаса.

На террасе кафе «Монтень» она положила журнал на столик.

— Расскажите мне о ней.

— Видите ли, я мало ее знаю. Она была женой Мамби. Недавно они разошлись.

— А Мадлен ее знает?

— Нет, она и не может ее знать. Я познакомился с нею до женитьбы. А почему вы меня об этом спрашиваете?

Она обратила на него взгляд Кассандры.

— Это нетрудно понять.

— Что нетрудно попять?

Вынув из сумочки сигарету, она закурила, прежде чем Анри успел поднести зажигалку. Тогда, на борту самолета, Жанна взяла сигарету таким же жестом заядлой курильщицы. Она курила американские сигареты «Уинстон», в белой с красным коробке. Интересно, пальцы у нее по-прежнему желтые от никотина?

— Как вы намерены вести себя дальше по отношению к Мадлен?

— Вы мне не ответили.

— Ответила. Мадлен или она — вопрос ведь так стоит?

— Не понимаю.

— Вы ее видели с тех пор?

— Кого? Жанну Дуаен? Нет, я не видел ее… пять лет.

— Вот почему вы еще ничего не решили.

— Вы это имели в виду?

— Да. Я наблюдала за вамп, когда вы стояли у киоска и смотрели на ее портрет. У мужчин бывает такое выражение, которое трудно истолковать иначе. Вы жили с ней?

— Можно подумать, что у вас большой опыт в этих делах.

Она раздавила окурок в пепельнице и, не обращая внимания на его сарказм, повторила:

— Вы жили с ней?

— Ну а вам-то какое дело? Пли вы хотите устроить мне сцену ревности? Этим скорее должна заниматься Мадлен. Уж с вами-то, насколько мне известно, я никогда не жил.

И он умолк, вдруг почему-то смутившись. Казалось, фраза, которую он только что произнес, обладала магической силой. Вроде: «Сезам, откройся». На его глазах Катрин, представление о Катрин, облик Катрин — все изменилось. У нее появились грудь, бедра, тело, которого он до сих пор не замечал, не чувствовал. На какую-то долю секунды спазма желания стиснула Анри и тотчас перешла в тошноту, клубком подступившую к горлу.

Катрин закурила вторую сигарету.

— Вы? Помилуйте. Это было бы своего рода кровосмешением, вы не находите? До сих пор я всегда считала, что Мадлен удастся вас вновь подцепить.

— А теперь?

— Увидим. Но торопитесь принять решение, а то как бы не очутиться между двух стульев. Я слышала, что у Лапутжа серьезные затруднения с деньгами.

— У Лапутжа? А он-то какое имеет ко всему этому отношение?

Она уже поднялась и накидывала на голову зеленый шелковый платочек.

— Вы уже принимали первое причастие, Анри?

— Я?.. Нет… А что?

— Пора бы подумать об этом. А то выйдете из возраста.

На кухне у Эрнандесов госпожа Кош рассматривала журнал.

— Почему ты его купила, Лиза? Ведь ты же не знаешь английского.

— Я увидела его на прилавке киоска, где продают «Нувель». Мне понравилась фотография. Как вы думаете, мне пошла бы такая прическа?

— Ни в коем случае. У нее волосы цвета меди, а у тебя — черного дерева. Металл и дерево не обрабатывают одним способом. А потом я всегда тебе говорила, что башня а ла Брижит Бардо, которую ты устраиваешь из своих волос, так же идет тебе, как свинье бретельки. Я бы на твоем месте носила косы.

Роза Эрнандес торжествовала, бурно выражая свое согласие с госпожой Кош.

— Правильно вы ей говорите! Я твержу это каждый день, но она меня не слушает, совсем не слушает! В ее-то годы, в восемнадцать-то лет, кто же носит прическу, как у киноактрисы!

— А может быть, она делает это в угоду своему ухажеру? У тебя есть ухажер, Лиза?

— Ну, отвечай же! Стесняется. Скажи госпоже Кош, скажи!

— Ты же знаешь, мама, что это глупости. Я рассказала тебе это просто так, для смеха.