Елена Посвятовская - Жила Лиса в избушке

В четыре Ежов снова поменялся “с телевизоров” на главный вход — ночью и в выходные дежурили по трое, с поста на пост переходили каждые два часа, для бодрости и “зоркого глаза”. Он расхаживал по лобби, заложив руки за спину, в невозможно прекрасном настроении. До конца смены считаные часы, он отлично справился в истории с часами, начальник службы безопасности даже ревниво помолчал в трубке после его лихого доклада. Он было хотел приехать утром, когда грянул скандал, но Ежов убедил его наслаждаться субботой и забыть о них. Тот обрадовался, а теперь вот заревновал немного, что обошлись без него, да как четко сработали. Потом Ежов сильно рассчитывал, что сероглазая Шмелева запомнит того, кто постоял за ее честь. Из бара тянуло кофе, две голландки (шведки?), высокие, костистые, налетели на него из лифта, веселились вокруг. Мистер Ежов, пальцем в бейдж, как пройти в фитнес-рум, большое там помещение, а спа есть? Он почти все понял, отвечал впопад и даже пошутил под конец, простенько, конечно, но они хохотали.

— Any chance to join us? — одна из них сделала вид, что трогает его бицепс.

— I am on mission, — в замке ладоней задрал вверх дуло невидимого “вальтера”, как Тимоти Далтон в бондиане.

Так и ушли смеясь. Ежов был страшно собой доволен. Сделал удвоенный шаг с подскоком левой — на ресепшен захихикали. Он с улыбкой шаркнул два раза правой уже к ним.

— Представляешь, эти звонили. Просят чек-аут, и такси мы им вызвали в аэропорт. Пришло уже. Даже деньги назад не пытались вернуть, а у них до понедельника оплачено.

Из лифта вышли Коробовы. Лара, упрятанная в очки и шелковый платок, сразу пошла на выход, даже не взглянув в их сторону. Старалась, чтобы каблуки не очень стучали. Коробов заплатил за мини-бар, хотел было пожать Ежову руку, но передумал. Кивнул торопливо и поспешил вслед за своей свергнутой королевой.

— Мне чего-то ее жалко, — мрачно высказалась менеджер, не отрываясь от компьютера.

— А мне нет. Вот ни капельки, честно. Сама их, главное, выкинула... надо же так напиться, чтобы не помнить ни фига, еще и Аню в воровстве обвинить, — ответила ей молоденькая администратор.

— А давай-ка мы дверь там покрасим, которую дети покарябали, — оживилась менеджер. — Номер пустой, проплаченный до понедельника. Отлично.

— А вонять будет краской соседям через дверь-проход? Он же объединен с 513-м, — возразила администратор.

— 513-й уже неделю пустует, — заглянула в компьютер менеджер. — Теперешние краски вообще не воняют. На водной основе.

Ежов ошарашенно глянул на девушек, разволновался вдруг, крикнул “я щас”, бросился куда-то.

В мониторной сразу нашел момент с часами. Время врезалось в него еще с первого просмотра — 04:57, для Коробовых запоминал. Открутил за пять минут до, за три после. Смотрел неподвижно, как входит, а потом выходит с тележкой из пустого 513-го сероглазая Шмелева.

Вернулся уже шагом на свое место у распашных стеклянных дверей, где после длинного широкого коридора, за тяжелой нарядной дверью, старинной, конечно же, так и не хотела начинаться весна.

Кафе было угловым. Первое попавшееся после разговора с врачом, чтобы упасть и окаменеть. Дина сидела на уличной веранде под тентом. Багровые спирали рядом грели невский весенний воздух. В пальцах пустая кофейная чашка, немигающий взгляд; допитый бокал виски давно унес официант. Яркий прохладный день словно отступил на шаг, очертив ее магическим кругом-наоборот. Это от нее охраняли мир, чтобы он случайно не зашагнул к ней, в пустое, погибельное. Она мысленно прикинула радиус круга, спасая чей-то крохотный рыжий ботинок, шагающий мимо.

— У меня вся голова уже вспотела, — причитала хозяйка башмачка в нарядном синем плащике. — Смотри, все без шапок, ну все!

Нервная тонкая мама затормозила рядом с верандой.

— Черт, черт, я же опоздаю из-за тебя.

Сдернула шапку с головы крошки дочки. В последний момент, поймав Динин взгляд, смягчила движение, наскоро пригладила легкие белые волосы в разноцветных резиночках. Голова девчонки покачивалась совсем рядом. Дина представила, какие они тонкие, эти волосы, нежное мулине на ощупь, как будто она сама собирала утром эти хвостики, вела осторожную расческу по теплой голове, разделяя пряди — от них глаженым льном, садовым яблоком, — перехватывала резиночками, старалась не причинить боль веселой хозяйке.

Девчонка вмиг расцвела в победной улыбке, задрала к облакам носик, и вот их уже нет, проплыли, пропали, чтобы куда-то не опоздать, и только улыбка и носик еще немного повисели в лиловатом апрельском полдне.