Елена Посвятовская - Жила Лиса в избушке

Все улыбаются, даже бабка.

— А чего он хотел-то? Народу нравится...

— Да ничего он не хотел. Просто я ему про то, как у нас все изменилось, а он смотрит на экран и смеется.

Адик разливает рябиновку по рюмкам. Рюмки цветные толстого стекла, Женя помнит их с детства. Ей достается рубиновая.

— Ну, за дружбу!

Даже Вероничка тянется, чтобы чокнуться с ней. Женя фыркает, краснеет. Федорова осторожно толкает Женину рюмку кружкой с дымящимся чаем, гладит ее взглядом — за дружбу.

Хлопнула входная дверь — сразу холодом по ногам.

— Есть кто? — топают ногами за шкафом, отряхивая снег, отдуваются.

Топать в сенях надо было. Из-за шкафа явилась кривая Зина, из местных, ее дом у старого кладбища.

— Слава богу, свои все, — Зина вглядывается пристально. — А я проверяю-проверяю. Смотрю, дым из трубы, машины. Вот зашла, мало ли. С Рожжеством вас.

Бабка, подскочив радостно, пирог режет для Зины, машет Адику: не будет она наливку, водки неси.

— Давно вас не было. С осени, считай.

— Осенью? — удивилась Федорова.

— Петр был. Баню топил, видела. Бегал. На синенькой машинке вот этой приезжал. Новая, что ли? Та, что на дороге сейчас.

— Это Женина машина. Не наша. Не мог Петр на ней приезжать, — улыбается Федорова.

— Так и Женя была. Здрасте, — Зина с благодарностью принимает стопку. — Вижу тогда, баня топится, а машин нет. Думаю, никак кто чужой. Зашла во двор, а там синенькая эта под навесом. Потом и Петра увидела, издалека правда, и деушку. Смотрю — хозяева, все спокойно, не пошла дальше здороваться. Ну, с Рожжеством еще раз.

Зина, закусив водку пирогом, изумленно мычит с полным ртом на новый плазменный телевизор.

Теплый дождик висит на улице, теплый, но грустный, — сентябрь. Вот в мае и в ледяной ливень весело на душе — впереди целое желтое лето. Хотя в маленьком кафе даже уютно от пасмурного света в огромные стеклины окон. Кирпичная кладка в интерьере, горят зеленые колпачки ламп над барной стойкой, кофемашина негромко, запах булочек с корицей, колготки плотные надо купить, ну здравствуй, осень. Две высокие девушки прошуршали пакетами к диванчикам у стены, блестящий тренч на круглую вешалку рядом, куда бы зонт, лавандовый раф, пожалуйста, ой, и коньяк буду, ты будешь коньяк?

— Она, главное, лайкать не лайкает, а в комменты лезет, типа отметилась такая. А про лайк якобы забыла... бесит.

— Да ладно тебе про нее. Скажи лучше, где вы с ним познакомились? — Вторая девушка окинула подругу далеким ревнивым взглядом.

Первая помолчала немного, остреньким носом в меню.

— Где-где, да все на той же помойке, — отмахнулась. — На сайте, конечно.

Тоня усмехнулась: вот, и она там же познакомилась с мужчиной, которого ждет; хорошо это она про помойку, и коньяк бы сейчас не помешал. Тоня волновалась: на этот раз рыба шла крупная, она даже представляла себе эту замечательно крупную сверкающую рыбину, бьет сильным хвостом по доскам палубы. Хирург-кардиолог, в город приехал из Питера, поднимать кардиоцентр, званий по горло, она даже не старалась запоминать. Моложавый, загорелый, богатый. Жена, дизайнер по интерьерам, осталась в Питере, дети взрослые уже, потому он жил один в просторной съемной квартире с видом на собор. На сайте фото не было, и имя другое — ну, так все женатики делают. Потом только, после двух недель переписки, он прислал ей свою фотографию. Ох, этот хирург — она будет очень стараться ничего не испортить. Ну не совсем же дура: промолчит, когда про Гумилева, а если уж никак, то будет с интересом расспрашивать, название книги в телефон запишет или что там Гумилев писал, это их трогает, этих заумных. Главное, быть обаятельной и искренней. “Мне по гороскопу в мае замуж, все, без никаких, сорок три уже, не до шуток”, — смешила она себя.

У Тони темные глаза и золотистые локоны, почти натуральный цвет, необычно очень, кожа фарфоровая. Не красивое — прекрасное лицо, так ей один сказал. Стать, рост, вот только полновата и задницу раскормила, они все и бегут из-за задницы, не перезванивают потом, — надо сейчас не вставать до последнего, пока не влюбится совсем. Розовая улыбка, пальчики в колечках, смех грудной особенный — ничего, ничего. При такой внешности быть одной — все удивляются в салоне.

Вот он.

Здороваясь, она подняла к нему свое прекрасное лицо, нежный кулак под подбородок. Залучилась темными глазами, беззащитная. Сразу увидела, что нравится очень.

— Здравствуйте, Тоня, — он пододвинул кресло, подался к ней.