Рассел Хобан - Лев Боаз-Яхинов и Яхин-Боазов. Кляйнцайт [litres]

– Вниз? – спросил Мягти.

– Вверх? – спросил Складч.

– На восток? – спросил Кришна.

– На запад? – спросила Сестра.

– Вполне, – ответил доктор Розоу. – И имейте в виду, что при подобной гипотенузе, как правило, возникают и какие-то неприятности с асимптотами. Мы вовсе не хотим, чтоб он потерял ось, но в то же время нам нужно следить за высотой его тона. Прогоним-ка его через Ряд Баха-Евклида, посмотрим на результат анализа.

Сестра подошла к койке Кляйнцайта у окна.

– Доброе утро, – сказала она.

– Доброе утро, – ответил Кляйнцайт. Они с Сестрой одновременно взглянули на койку Очага. Сейчас на ней спал какой-то толстяк. Хроническое незаполнение объема. Без монитора.

Ну? – сказало лицо Сестры.

Кляйнцайт показал на глокеншпиль под своей койкой.

– Скрипичка, – сказал он. – Все на складе.

Сестра раскрыла футляр, мягко тронула пальцами серебряные ноты.

Вспомни, сказал глокеншпиль.

Что вспомнить? – спросила Сестра.

Вспомни, сказал глокеншпиль.

Сестра закрыла футляр, села на стул, посмотрела на Кляйнцайта, улыбнулась, несколько раз кивнула, ничего не говоря.

Кляйнцайт улыбнулся в ответ, тоже, ничего не говоря, покивал.

Да тут сплошь крупные красотки, подумал Кляйнцайт, снимая пижаму и надевая халат, воздушно завязывавшийся сзади. И такие цветущие. Каждая словно с трудом сдерживает энергию в своей тугой натянутой коже.

Какие розовые щеки! Комната была уныла холодными жесткими поверхностями, тяжелым оборудованием.

– Так, – произнесла Юнона из Рентгенкабинета. – Проведем с вами Баха-Евклида. Делаем мы это двумя путями.

– В смысле… – сказал Кляйнцайт.

– Вниз через глотку и вверх через зад, – сказала миловидная прислужница проницательного аппарата. – Выпейте это, до дна. На здоровье.

Кляйнцайт выпил, содрогнулся.

– Теперь лягте на бок сюда на стол и разведите руками ягодицы.

Кляйнцайт сжался, развел ягодицы, ему вставили клизму и чем-то накачали. Перемена роли, подумал он.

Извращение. Он ощущал, что надулся так, будто вот-вот лопнет.

– Оставайтесь на боку. Глубокий вдох. Не дышите, – сказала Юнона. Бум. Щелк.

– Я вам сейчас, кажется, весь стол обделаю, – сказал Кляйнцайт.

– Сдержитесь, пока рано, – сказала Юнона. Бум. Щелк. – Туалет по соседству. Уже недолго. – Бум. Щелк. – Ну вот. Теперь можете облегчиться и сразу возвращайтесь.

Кляйнцайт извергся в туалете, возвратился тенью самого себя.

– Станьте здесь, – сказала Юнона. – Локти назад, глубокий вдох. – Бум. Щелк. – Теперь боком. – Бум. Щелк. – Все готово. Спасибо, мистер Кляйнцайт.

– С моим удовольствием, – сказал Кляйнцайт. И вот обязательно так закончиться? – подумал он. После такой близости!

Весь изнуренный, он добрался до своей койки, уснул. Пока спал, ему в голову забрался рыжебородый человек из Подземки.

А ничего тут у тебя местечко, произнес он в голове Кляйнцайта.

Я вас не знаю, сказал Кляйнцайт.

Ты кончай тут со мной придуриваться, приятель, сказал Рыжебородый. Вытащил из хозяйственной сумки лист желтой бумаги, что-то на нем написал, протянул Кляйнцайту. Тот взял бумагу, увидел, что она чиста с обеих сторон.

Помнишь? – спросил Рыжебородый.

Что помню? – спросил Кляйнцайт и проснулся с быстро бьющимся сердцем.

Шесть утра, и Лазарет выспался. Пить чай, сказал он.

Пациенты вздыхали, ругались, стонали, открывали или закрывали глаза, выбирались из-под кислородных масок, пили чай.

Толстяк на соседней с Кляйнцайтом койке сел, улыбнулся, покивал над своей чашкой. Из прикроватной тумбочки вытащил четыре фруктовые булочки, разрезал их пополам, намазал маслом, четыре половинки намазал конфитюром, а четыре – черносмородиновым вареньем, выстроил их взводом и серьезно съел, вздыхая и время от времени покачивая головой. – Интересный случай, – произнес он, завершив.

– Кто? – спросил Кляйнцайт.

– Я, – сказал толстяк. Он скромно улыбнулся, владелец собственной персоны. Позади него на койке села тень Очага, покачала головой, ничего не сказала. – Я никогда не наедаюсь, – сказал толстяк. – Хроническое незаполнение объема. Медицинская наука никак не может в этом разобраться. Пособия мне и близко не хватает. Я подал на грант.

– Чей? – спросил Кляйнцайт.

– Совета по искусству, – ответил толстяк. – На метафорических основаниях. Удел человека.

– Удел толстого человека, – сказал Кляйнцайт. Он не рассчитывал, что это скажет. Его вынудили фруктовые булочки.