Рассел Хобан - Лев Боаз-Яхинов и Яхин-Боазов. Кляйнцайт [litres]

На плакате УЧИСЬ КАРАТЕ один человек швырял другого на мат, говорилось от руки: Валяй, дай-ка я тебя отымею.

На плакате «Ивнинг Стэндард» мультяшный человечек ехал на эскалаторе, где все, кроме него, смотрели на плакаты девушек в исподнем. Меня работа отупляет, говорил он от руки.

Озноб, сырость, ночь подымались из черных тоннелей, от бетонных перронов, от стальных рельсов сквозь тьму. Никто плакатов не читал.

ГРЕЙС И БОБ, гласила стена. ИРМА И ДЖЕРРИ. СОРВИГОЛОВЫ. АРСЕНАЛ [16] Имеются в виду английские футбольные клубы «Tottenham Hotspur» и «Arsenal». .

ОДЕОН, гласила киноафиша. СЕГОДНЯ НА ЭКРАНЕ: «УБОЙ КОНЧАЕТ СМЕРТЬ». И всем не терпелось кончить вместе с ним! На афише мужчина в облегающей одежде целил из двустволки между ног. За ним поленницей лежали голые девушки. Вокруг взрывались в море суда, с рельсов сходили поезда, обстреливаемые вертолетами, взлетали на воздух замки, с утесов срывались мотоциклисты, под водой перестреливались аквалангисты. В главных ролях ШТЫРЬ КОНСКЕР, МАКСИМУС ПИХ, ГРОМАДНА ПУДЕНДА, МОНИКА ВКОЙКИНГ. В фильме также снимается ГЛОРИЯ ГОЛЯК в роли Сисяндры. Режиссер ДИМИТРИОС САТИРОС. Автор сценария Ариадна Наскокс по мотивам романа Хэрри Дайвдолга «Убой по жизни». Дополнительные диалоги Гертруды Аналь. Композитор и дирижер Лубрикато Шелкозад. Автор и аранжировщик музыкальной темы «Пососи мой леденец» Фрэнк Дилдо, исполняет группа ЛОБКОВЫЕ ЗАЙКИ с разрешения корпорации «Соситон Рекординг». Исполнительные продюсеры Херолд Содом-мл. и Сол Спермски. Продюсер Мортон Аналь-мл. Снято в формате «СпермоВижн», подразделение «Напалм Индастриз». Записано в студии «Соситон», подразделение «Содом Кемикалз», совместно с «Напалм Индастриз», подразделение «Аналь Петролеум Вазелин». Релиз «Напалм-Аналь». Категория «Х» – Только для Зрелых Публик.

Афишу никто не читал.

Слушай, сказала Подземка.

Никто не слушал. Из черных тоннелей подымался озноб.

Ты здесь? – спросила Подземка. Ответишь?

Никто не ответил.

Ты ли Орфей? – спросила Подземка.

Нет ответа.

Кляйнцайт выскользнул наружу без хлопот: он направился в ванную, неся одежду под халатом, вышел в халате поверх одежды, спустился по пожарной лестнице, оставил халат у дверей.

Луна была полна, как луна на старых меццо-тинто, японских эстампах. Изысканная, драматичная. Стремительные облака, спецэффекты. Глянув вниз, луна увидела Кляйнцайта, сидящего в скверике перед зарей. Напротив скверика – музыкальный магазин: «СКРИПИЧКА. Все на складе ».

Кляйнцайт глянул на луну. Жду, сказал он.

Луна кивнула.

Легко тебе кивать, заметил Кляйнцайт. Это ж не тебе нужно быть героем. Зачем я ей сказал, что мое имя значит это? Я не герой, я слишком много чего боюсь. Штырь Конскер, Максимус Пих, такие вот ребята в фильмах, у кого вокруг глаз эдакий причудливо бестрепетный вид и кто не курит – видно, что они никогда ничего не боятся. К тому же они очень опасны в гневе, никто с ними ничего лишнего себе не позволяет. Потому-то и стали они героями фильмов – люди с первого взгляда видят, что такие они и есть. Женщины сходят по ним с ума, школьницы развешивают их плакаты. А ведь Штырю Конскеру сорок семь лет. На два года старше меня. Максимусу Пиху пятьдесят два. Невероятно. И я уверен, его никогда не клонит в сон после обеда.

Извините, сказала луна. Я только чайник поставлю.

Кляйнцайт кивнул. В его глазные яблоки три раза стукнул день.

Утро для мистера Кляйнцайта, сказал день.

Я мистер Кляйнцайт, сказал Кляйнцайт.

Подпишите здесь, пожалуйста.

Кляйнцайт подписал.

Благодарю вас, сэр, сказал день и вручил ему утро.

Ну да, сказал Кляйнцайт. Сквер окончательно проснулся от людей, вокруг него гудели машины. Фон зданий, крыш, неба, уличных шумов, мира.

Ну да, сказал Кляйнцайт и побрел через дорогу к «СКРИПИЧКЕ».

– Чем могу помочь? – спросил человек за прилавком.

– Я даже не знаю, чего, собственно, хочу, – сказал Кляйнцайт.

– Имели в виду какой-нибудь особый инструмент? – спросил человек.

Кляйнцайт покачал головой.

– Походите, посмотрите, – сказал человек. – Может, он к вам придет.

Кляйнцайт улыбнулся, кивнул. Не рог, уж в этом-то он был уверен. Оглядел пикколо, флейты и кларнеты. На столько кнопок никаких пальцев на свете не хватит, подумал он, а ведь еще и дуть надо. Глянул на скрипки, виолончели и контрабасы. Кнопки хотя бы – нечто определенное, подумал он. Открываешь дырку – или затыкаешь ее. Со струнами вообще пропадешь. Перед ним встал глокеншпиль.