Рассел Хобан - Лев Боаз-Яхинов и Яхин-Боазов. Кляйнцайт [litres]

– Да, – ответил Боаз-Яхин. – Думаю, да.

– Вот то-то и оно, – сказал купец. – Для меня, как и для отца моего, это море. Но другое всегда неплохо смотрится, знаешь, – то, чего у тебя нет, дорога, которой не пошел. – Он высунул руку в оконце, похлопал по стене рубки. – С «Ласточкой» не пропадешь, – добавил он. – Она у меня что надо.

Мимо проплывал берег – отрезки бурого, отрезки зеленого, старые рыжие скалы, утесы львиного цвета, развалины фортов, нефтяные резервуары, баки для воды, трубопроводы. Кварталы, плоскости и грани домов, крыши, стены, углы, разбросанные по склонам холмов, и каждый отбрасывает утреннюю тень. Белые стены, красные черепичные кровли, прорезанные черным окна и двери. Грозди лодок, выкрашенных в синий, выкрашенных в белый. Лодки парами и тройками, одиночные лодки проплывали мимо. Порою танкер, а то большой белый круизный лайнер. Чайка спорхнула с топа мачты, когда «Ласточка» устремилась в море, оставив берег за кормой. Соленый ветер пах морской глубиной.

– Где мы по карте? – спросил Боаз-Яхин ближе к полудню. Земли не было видно.

– Нет у меня карты, – ответил купец. – Морская карта – это картинка. Что толку от картинки, на которой нарисован океан, когда у тебя под рукой весь океан, – бери, читай. Мы в полусутках от порта и в двух сутках от цели. Держи этот курс, а я схожу чего-нибудь приготовлю.

Впервые оставшись один в рубке, Боаз-Яхин вдруг ощутил всю тяжесть моря, по которому тяжко плюхала «Ласточка», всю глубину и тяжесть его, вздымающиеся против ее старого днища. Движок равномерно пыхтел, гоня ее дальше. Она легко подчинялась штурвалу, когда Боаз-Яхин отдавал или принимал спицу, не отрывая глаз от подрагивавшей картушки компаса. Впереди по курсу солнечный свет танцевал на воде, и танцующий свет скакал на подволоке рубки, словно мистические сигналы, словно слова-вспышки неизвестного языка. Синий ялик тащился за кормой, словно детеныш лодки, шлепая носом по воде в кильватере «Ласточки», а его кильватерная струя поменьше кратко расходилась позади. Впереди жаром против неба и воды мерцал дым из трубы камбузной печки, в нем колыхались ближние и дальние образы других лодок и судов.

Иногда Боаз-Яхин видел, как лицо его отражается в стеклах рубки, припоминал бесстрастный лик царя, хмурую морду царя львов. На миг вернулось бытие-сольвом – и снова исчезло. Опять пустота, позыв вперед, к чему-то вышедшему из него.

Колесо царской колесницы, колесо у него в руке… Он чувствовал себя на грани понимания чего-то, но не мог двинуться дальше. Крепко держался за бытие там, где был.

На палубу вышел купец с салфеткой через руку, на подносе он нес накрытое блюдо, бутылку вина, корзинку с хлебом, бокал, прибор, чистую сложенную салфетку. Поднос он поставил на крышку люка, снял с руки салфетку, разостлал ее, аккуратно расставил все по местам: блюдо под крышкой, бутылку вина, корзинку с хлебом куда полагается, отступил, критически все осмотрел, а затем пришел на корму к оконцу рубки.

– Господский стол накрыт на террасе, – торжественно объявил он. – Штурвал возьму я. Сам уже поел внизу перед тем, как принести тебе обед.

Под крышкой обнаружился омлет, очень легкий и нежный, приправленный травами. Боаз-Яхин уселся на крышку люка и стал есть и пить, а купец смотрел на него из рубки, улыбаясь своей отчаянной улыбкой и показывая крупные зубы.

После обеда купец отправился вздремнуть, оставив Боаз-Яхина вести судно. А когда снова взялся за штурвал, сказал:

– Ночью будем стоять полную четырехчасовую вахту. – Вечером он велел Боаз-Яхину разогреть рагу из банки и сварить кофе и поужинал прямо в рубке. – Пока я останусь здесь, – сказал он Боаз-Яхину. – А ты можешь сходить поспать.

Когда купец разбудил Боаз-Яхина, на часах было два пополуночи. Боаз-Яхин выглянул из оконца темной рубки, но впереди не увидел ничего, кроме свеченья волны от носа в черноте ночи.

– А вы не боитесь оставлять меня одного за штурвалом на целых четыре часа? – спросил он. – Что мне делать, если что-нибудь пойдет не так?

– А что может пойти не так? – спросил купец. – Тебе остается только не спать и не пересекать курса больших кораблей. Ходовые огни у нас зажжены. Вот здесь можешь включить топовый огонь, если думаешь, что тебя кто-то не видит. Вот кнопка туманного горна. Я уже показывал тебе, как стоять за штурвалом и давать задний ход машине. Если захочешь отлить, можешь закрепить штурвал вот этими двумя огонами по обе стороны.

– А как мне остановить судно, если понадобится? – спросил Боаз-Яхин.