Катя Миллэй - Море спокойствия

– Как мило, – говорит она, хотя в ее голосе звучит нечто похожее на разочарование. Мне хочется потянуться к ней, коснуться ее лица, руки, чего-нибудь.

– Да, мило, – отвечаю я, сам так не считая. – Только встретились они уже спустя три года после того несчастного случая, поэтому в свое время он и не придал этому значения. Но как только увидел качели и тот дом, сразу все понял. Ему было суждено остаться в живых. Вернуться к жизни, чтобы встретить ее. Именно рядом с ней находился его рай, даже если он этого не знал. Потому и не боялся. – Я поворачиваю к ней голову. Настя смотрит на луну, на ее губах, которые всего несколько минут были омрачены разочарованием, играет тень улыбки. Я тоже гляжу вверх, пытаясь понять, что она там видит. Тут она придвигается и кладет голову мне на грудь. Меня не слишком волнует причина: она замерзла или металлический кузов чересчур жесткий. Не задавая вопросов, я просто обвиваю ее рукой и прижимаю к себе, будто годами так делал. – Я же говорю, его пичкали кучей обезболивающих.

– Это был хороший совет? – интересуется Настя на обратном пути. Снова прислонившись головой к стеклу, она наблюдает за проносящейся дорогой.

– Что?

– Ты сказал, дедушка дал тебе последний совет. Хороший? – Она выпрямляется на сиденье и поворачивается ко мне.

– Нет, – смеюсь я, вспоминая о нем. – Абсолютно уверен, это был худший совет из всех возможных. Но я его тоже списываю на лекарства.

– Теперь ты обязан мне его рассказать. Я должна знать, что подразумевается под худшим советом. – Она полностью разворачивается ко мне, подогнув одну ногу под себя.

– Он сказал, – мне как-то неловко говорить ей об этом, – что у каждой женщины есть нечто такое, что она никогда не простит, с чем ни за что не готова мириться. И для каждой это что-то свое. Ложь, измена, что угодно. Секрет хороших отношений заключается в том, чтобы узнать, что именно твоя женщина не может простить, и не делать этого.

– Это и есть совет?

– Я тебя предупреждал. Он еще сказал, что в ту ночь видел на кухне енота. Так что…

– Ты веришь в это?

– В рассказ о еноте или в совет?

Она смотрит на меня, нетерпеливо склонив голову набок. Я кошусь на нее, прежде чем возвращаю взгляд на дорогу.

– Это ты мне скажи. Ты же девчонка. Причем одна из тех, кто не хочет, чтобы ее называли женщиной, верно? Хотя тебе уже почти восемнадцать. Это кажется странным.

– Вот только не надо, – сухо бросает она.

– Так что у тебя? – спрашиваю я.

– Ты про мой совет?

– Нет. Что ты не смогла бы простить? Наверняка есть что-то такое.

– Никогда не думала об этом. – Она отворачивается к окну. – Полагаю, убийство не в счет.

– Не в счет. Иначе ты была бы мертва, и прощать было бы бессмысленно.

– Необязательно, но предположим. Наверное, для меня это чрезмерная любовь.

– Ты не смогла бы простить чрезмерную любовь? В таком случае я вынужден сослаться на мисс Макаллистер и потребовать у тебя подтверждающих фактов.

– Слишком много обязательств. Говорят, любовь безусловна, но это не так. А если и безусловна, то никогда не бывает бескорыстна. В любви всегда присутствуют ожидания. Люди все время ждут чего-то взамен. Например, хотят, чтобы ты был счастлив и все в таком духе, и это автоматически делает тебя ответственным за их счастье, поскольку они не могут быть счастливы, если несчастен ты. От тебя ждут быть таким, каким ты должен быть, и чувствовать то, что, по их мнению, ты должен чувствовать, потому что они любят тебя. А когда ты не даешь им того, чего от тебя хотят, они расстраиваются, ты тоже расстраиваешься, и всем становится плохо. Мне такая ответственность не нужна.

– Значит, ты предпочтешь, чтобы тебя никто не любил? – спрашиваю я. Жаль, что я за рулем и не могу смотреть на нее дольше секунды.

– Не знаю. Я просто рассуждаю. На этот вопрос у меня нет ответа. – Она выпрямляет согнутую ногу и вновь прислоняется головой к стеклу.

– Самый худший совет из возможных, – говорю я.

Я привык быть один, но сегодня вечером чувствую себя особенно одиноким. Я не просто один в своем доме – я один на всем белом свете. Возможно, это само по себе уже благо, потому что теперь мне не придется этого делать.

Сегодня, забираясь в постель, я даже не веду отсчет.

Настя

Я перестала говорить не сразу. Я разговаривала вплоть до того дня, когда вспомнила все, что со мной произошло, – больше года спустя. В тот день я замолчала. Это не было какой-то уловкой или тактическим ходом. Как не было психосоматическим расстройством. Это был мой выбор. И я сделала его осознанно.