Катя Миллэй - Море спокойствия

– Сама виновата. Нечего было снимать футболку.

– Если ты наконец оторвешь свою задницу от пола и пойдешь в дом, я смогу там отыскать себе одежду. – Она аккуратно тянет меня за предплечье, помогая встать.

Я поднимаюсь как можно медленнее. Благо футболка замотана достаточно туго, и кровь больше не идет. Мне удается войти в дом, не растеряв остатки своей Y-хромосомы.

Через несколько минут Солнышко выходит из моей спальни в одной из моих футболок – это даже хуже, чем видеть ее вообще без футболки. Она кладет аптечку перед нами на стол.

– Это все, что у тебя есть? Боюсь, этого будет мало.

– Еще в ванной для гостей. Под раковиной.

Вскоре в нашем распоряжении оказывается огромная бутыль с перекисью и марля. Она нервно поглядывает на меня, прежде чем размотать футболку.

– Только не смотри, ладно?

– Я думал, рана не так ужасна.

– Она не ужасна. Но ты, по-моему, и от пореза бумагой можешь потерять сознание, так что просто закрой глаза, смотри в другую сторону или еще что.

Я выбираю «еще что». Здоровой рукой приподнимаю край ее футболки и провожу большим пальцем по одному из шрамов, усеивающих ее живот. Там, в гараже, я был настолько увлечен разглядыванием ее груди, что не сумел как следует их рассмотреть. От моего прикосновения у нее едва заметно перехватывает дыхание, затем она шлепает меня по руке, и я выпускаю футболку.

– Ты потерял не так много крови, чтобы я тебе не врезала. А если врежу – будет больно.

Ни секунды в этом не сомневаюсь.

– Откуда он? Шрам?

– Операция.

– Да неужели, Солнышко? А как насчет того, что на голове, возле волос? – Я давно уже хотел спросить о нем. Второй обнаружил только сегодня, вместе с розовым кружевным бюстгальтером и невероятно накачанным прессом.

– Подралась.

– Тут я верю.

– Вот и хорошо. Теперь помолчи. А то как бы не отключился.

– Тогда ты говори со мной. – Я откидываю голову назад и закрываю глаза, пока она разбирается с моей рукой.

– О чем?

– Не знаю. О чем угодно, кроме крови. Расскажи какую-нибудь историю.

– Какую ты хочешь услышать? – Она уговаривает меня как пятилетнего ребенка. Хотя, по сути, так я себя сейчас и веду. Свалим все на потерю крови.

– Правдивую.

– Ты же сказал, что не хочешь слышать про кровь.

Я не знаю, что значат эти слова, но они явно несут какой-то смысл. Еще один кусочек пазла, которым является Настя. И чем больше она открывается мне, тем труднее ее понять. Словно у тебя в руках кусочки от трех разных пазлов. Ты пытаешься их сложить воедино, но они не подходят друг другу. А даже если удается их впихнуть, картинка получается кривая.

Сняв повязку, Настя промывает рану, я в это время наблюдаю за ее лицом. Она кажется совершенно спокойной. Кровь почти остановилась, и я, не в силах удержаться, бросаю взгляд на ладонь. Порез тянется по диагонали от основания большого пальца к запястью. Болит невыносимо. Она обрабатывает рану антибиотиком и накладывает сверху кусок марли, потому что широкого бинта у нас нет.

Затем Настя скрывается в кухне. Я слышу, как она открывает холодильник, роется на полках шкафов. Вернувшись, протягивает мне банку газировки и шоколадный батончик. Вдобавок к мороженому она теперь складирует у меня сладости. Интересно, как скоро она заведет себе полку в шкафчике с лекарствами и ящик в моем комоде? А как только это случится, как скоро уйдет?

– Я умру? – спрашиваю я.

– Думаю, жить будешь. А что? – удивляется она.

– А то, что ты поделилась со мной своей дозой сахара. Для тебя же это сродни тому, как свою кровь отдать. Вот я и решил, что умираю.

– Считай, сделала тебе переливание. Ты сейчас такой же бледный, как и я. Жуткое зрелище.

– Не думал, что тебя чем-то можно напугать.

– Только не видом крови. В отличие от некоторых, – усмехается она.

– С меня теперь футболка. Тебе необязательно было ею жертвовать.

– Да у тебя из руки кровь хлестала фонтаном. Так что стягивать с тебя футболку времени просто не было. Тем более знаешь, сколько людей видели меня без одежды? Меня это уже не смущает.

Последнюю фразу я пропускаю мимо ушей. Мне нравится представлять ее без одежды, но совсем не нравится думать о том, что кто-то еще видел ее голой.

– Ты вроде бы говорила, что крови немного.

Настя закрепляет марлю и опускает мою забинтованную руку на стол.

– Относительно немного.

– Относительно чего? Того, как если бы меня пырнули ножом?

– Швы все-таки придется наложить. – Брошенный в ее сторону взгляд говорит о том, что этого не будет. – Так заживет быстрее. К тому же руку надо осмотреть, вдруг ты повредил сухожилие или еще что.