Катя Миллэй - Море спокойствия

– В конце концов ты сдалась? – спрашиваю я. Она смотрит на меня так, будто я сморозил немыслимую глупость.

– Ни одной дурацкой буханке хлеба не под силу меня сломить. Я изводила муку килограммами. Маме даже пришлось закупать дрожжи мешками. Однажды я так разозлилась, что швырнула кусок теста в потолок. Думала, мама больше не пустит меня на кухню, когда обнаружила, как я, стоя на стремянке, скребком сдираю тесто с потолка. В конце концов у меня получилось. Много месяцев спустя я наконец испекла нормальную буханку хлеба. – Пожимая плечами, она снова переводит взгляд на свою ладонь и сжимает пальцы в кулак. – Заодно рука окрепла.

Я слежу за тем, как Настя разглядывает руку, и размышляю над тем, о каких же проблемах идет речь. Если присмотреться, то пальцы у нее не совсем прямые, рука иногда дергается, и она роняет предметы. Обычно мы оба не обращаем на это внимания. А еще на ладони виднеются шрамы – одни бледнее, другие ярче. Но я знаю их все до одного. Я столько времени рассматриваю ее руки, что могу с точностью воспроизвести каждый шрам.

– И ты до сих пор печешь? Я имею в виду хлеб? – спрашиваю я.

– Ни за что! – Она фыркает, словно я задал самый нелепый вопрос из всех возможных. – С ним же столько возни. Времени уходит уйма, а тут еще такая невыносимая влажность. Мне просто нужно было убедиться, что при желании я могу испечь хлеб. Лично мне больше по душе выпечка с сахаром.

Тут Настя указывает подбородком на мою разделочную доску.

– Мне кажется, твои овощи уже в кашу превратились.

Я смотрю на красный перец, который порубил чуть ли не в крошку, пока слушал ее.

– Я же не виноват, что ты так отвлекающе хороша. – Мне требуется минута, чтобы подтвердить той возмущенной части мозга, которая еще функционирует, что я действительно это произнес. К тому же вряд ли слово «отвлекающе» вообще существует. А если и так, то звучит оно по-дурацки. Прямо как я сам. Похоже, самый лучший выход в этой ситуации – сделать вид, будто ничего не произошло. Надеюсь, Настя пропустит мои слова мимо ушей, однако она поступает еще лучше.

– Дрю говорит, я чертовски сексуальная. – Она спасает меня тем, что беззаботно пожимает плечами.

– И это тоже, – улыбаюсь я. Не встречаясь с ней глазами, собираю в кучку то, что осталось от красного перца. Затем наливаю масла на дно сотейника и выкладываю овощи на столе. – Включи переднюю конфорку на восемь. – Я показываю на плиту, она уже тянется к ней. В это мгновение входная дверь открывается, и мы оба замолкаем.

– Эй, что здесь пр… – При виде Насти Дрю затыкается на полуслове. На его лице отражается потрясение. Только не ясно, чем оно вызвано: тем, что она сидит на кухонном столе, как у себя дома, или тем, насколько неузнаваемо выглядит для него. На ней белые джинсовые шорты и розовая футболка, косметики давно нет на лице – его видно из-за убранных назад волос, заплетенных в косу. Она выглядит младше, как и всегда, когда появляется в таком виде. Вдоль линии роста волос тянется рваный шрам, который она все время пытается скрыть. Я уже привык к такой Насте, но Дрю ни разу не видел ее даже отдаленно напоминающей обычную девчонку. Да и я не говорил ему, что она может быть такой.

Не знаю, можно ли считать это предательством. Будь это оно, я бы чувствовал себя виноватым, и часть меня действительно испытывает угрызения совести. Но вместе с тем я считаю свое поведение оправданным. Пусть и эгоистичным. Он может злиться, сколько ему угодно. Все равно оно того стоит.

Настя слезает со стола. Я уже думаю, что сейчас она бросит меня одного объясняться с Дрю. Но вместо этого она идет через кухню, открывает верхний шкафчик, где хранится посуда, и достает еще одну тарелку. Из ящика извлекает дополнительный набор приборов и ставит все это на стол. Дрю подходит к столу, выдвигает стул и садится. Все это время он не сводит с Насти глаз. Словно пытается разглядеть ее настоящую. Ее облик – все та же оптическая иллюзия. Только мои глаза уже привыкли к ней, а его никак не могут сфокусироваться.

– Не хочешь познакомить меня со своей девушкой? – спрашивает он, уже глядя на меня в упор. В его словах звучит больше любопытства, чем злости. Еще он, возможно, слегка потрясен.

– Она не моя девушка. – Одной рукой я передаю Насте подставки для стола, а другой продолжаю помешивать в сотейнике. Я специально не смотрю ей в лицо.

– Что ж, в этом случае, – он тянется к Насте, раскладывающей подставки на столе, и усаживает ее к себе на колени, – что у нас сегодня на ужин?