Катя Миллэй - Море спокойствия

Джош

– Дрю, какого черта ты здесь делаешь? Сейчас два часа ночи. – Я перевожу взгляд на его машину, в ней – никого. Сначала решил, что он снова привез ко мне Солнышко, потому что она набралась, но в машине пусто. – Настю уже отвез? – спрашиваю я, когда мы с ним проходим в гостиную. Ее имя звучит странно, но я больше не могу вслух называть ее Солнышком.

– Она дома.

– Тогда что стряслось? Тебе ведь самому уже час как надо быть дома. – Я никак не возьму в толк, зачем он приехал.

– Сара меня прикроет. – Дрю прячет глаза, будто что-то не договаривает, и я начинаю злиться. Наверняка это как-то связано с тем, что Настя снова напилась на одной из тех вечеринок, куда он ее все время таскает. Как же меня это достало. Но когда он поворачивается ко мне, я понимаю, что ошибся.

Я совершенно не узнаю своего друга. В нем нет ничего от знакомого мне Дрю; мой сон снимает как рукой.

– В чем дело? Что случилось? – Он молчит, и я спрашиваю еще раз: – Дрю, что произошло?

– Я сам не пойму. – Глаза у него красные, и в целом выглядит он плохо.

– Если сейчас же не объяснишь мне все толком, я сяду в машину и отправлюсь туда сам.

– Да все это вообще без толку, Джош. – Теперь Дрю больше не кажется опустошенным, его обуревает злость. Когда он бросает на меня сердитый взгляд, я понимаю, что речь сейчас идет скорее о Солнышке.

– Ты прямо как она, говоришь долбаными загадками. С ней все хорошо?

– По ее словам, да. Лицо, конечно, сильно пострадало, но в остальном вроде бы нормально.

– Что у нее с лицом? – медленно произношу я, мой голос звучит необычайно низко.

– Это все Кевин Леонард.

– Кевин Леонард? – Мне хочется припечатать Дрю лицом к стене, раз уж я пока не могу добраться до Кевина Леонарда. И это я еще не выяснил, что произошло. – Что он с ней сделал? – Слова даются мне с трудом. Я пытаюсь сдерживать свою ярость, чтобы выяснить все подробности, но неизвестно, надолго ли меня хватит.

– Не знаю. Он ударил ее. Наверное, когда раздевал. Она же мне ничего не рассказывает. – Дрю проводит рукой по волосам, и я замечаю, что костяшки у него в крови, да и рубашка в красных пятнах.

– Как она вообще оказалась с ним наедине? Ты ведь все время был с ней рядом. Не потому ли ты уговорил ее пойти с тобой?

Дрю молча разглядывает разбитые пальцы на правой руке.

– Где тебя черти носили? Ты таскаешь ее по этим вечеринкам, спаиваешь, а потом бросаешь одну? – В моем голосе отчетливо звучит обвинение.

Он вскидывает голову, всем видом ощетинивается.

– Ее нельзя назвать беспомощной, Джош. Если не заметил, она все время поступает так, как хочет. Я никуда ее силком не тащил и с той первой вечеринки ни разу не спаивал. Сейчас она напивается сама. – Он пытается хоть как-то оправдаться перед собой, но у него это плохо получается.

– Она ненавидит бывать одна на таких мероприятиях. И ни в коем случае от тебя не отошла бы.

– Она и не отходила. – Что и требовалось доказать. Дрю бросил ее. – Она прислала мне сообщение, но я его не услышал. Тогда она поднялась на второй этаж, где не так шумно, хотела позвонить тебе, чтобы ты ее забрал. Когда туда пришел я, она лежала на полу, а он навалился на нее сверху. – По его словам, у нее было разбито лицо, шла кровь. Когда он начинает рассказывать о том, что ее трусы были спущены до щиколоток, то едва сдерживает слезы. Если б я не испытывал отвращения ко всему человечеству, сам бы, наверное, расплакался.

– Значит, ты бросил ее одну. – Мне хочется убить Дрю. Свалить всю вину на него, чтобы не винить во всем себя. А о телефонном звонке даже думать тошно.

– Да, Джош! Именно так я и сделал! С помощью чувства вины уговорил ее пойти со мной, а потом бросил, потому что я – эгоист. Думаешь, я этого не знаю? Еще как знаю, уж поверь. Можешь не напоминать мне о том, какой я придурок. Мне и без того всю ночь об этом напоминают: ее лицо, кровь и… – Он взъерошивает волосы, его голос надламывается. Надеюсь, он сумеет удержать себя в руках, потому что на это невыносимо смотреть. Уже достаточно страданий. Сейчас у меня перед глазами стоит ее лицо, залитое кровью, и сам я еле держусь. – Просто поверь мне, – продолжает он. – Я прекрасно это знаю. Понимаешь? Знаю.

Дрю стоит, прислонившись к кухонному столу, я – напротив него, подпираю стену. Мы оба молчим, проходит, наверное, час, а на самом деле не больше минуты.

– Она тебе ничего не рассказала?

– Не совсем. – Он устало качает головой. – Но самое противное: она, похоже, нисколько не удивилась. Как будто ожидала такого поворота.