Леонид Пузин - Луна в Водолее [СИ]

Это коротенькое резюме было в основном адресовано не Марии Сергеевне, но и не самому себе: скорее — как подведение некоего общего итога недолгому, но страшно напряжённому и крайне важному периоду формирования их на это время тесно, едва ли не до взаимопроникновения, сошедшихся душ. И Мария Сергеевна, почувствовав безадресность высказанных вслух размышлений отца Никодима, перевела разговор на другое: на случившееся (вероятно, предыдущей ночью?) преображение самого священника.

— Отец Никодим, а матушка Ольга разве вам ничего не сказала? Ведь она не могла не заметить! Ведь все наши прихожанки прямо-таки обалдели! Обо мне — и говорить нечего! До сих пор — ум за разум! Ведь вы же — весь светитесь! А голос? Совершенно небесный! Да с таким голосом — быть запевалой в ангельском хоре!

Выслушав комплименты, высказанные женщиной в отношении его персоны, отец Никодим отшутился (дескать, я не виноват, всё дело в приснившемся мне отце Паисии, который, благословив во сне, ухитрился передать и это, столь заметно — и незаслуженно! — просветлившее его облик сияние) и попробовал дать общую оценку выпавшим на их долю душевным страданиям:

— К благу, Машенька. За нашу с тобой гордыню и духовную слепоту. А точнее — за нежелание видеть. Когда рамками формального благочестия — в сущности, обрядом! — мы настолько сузили духовную жизнь, что и духовной-то она уже вряд ли являлась… Конечно, основная вина на мне — недостойном пастыре. Ладно, Машенька, об этом мы в пятницу выговорились друг другу более чем достаточно… и Христос нас простил — я тогда это верно почувствовал. А чтобы не оставалось уже никаких сомнений, тебе, значит, явилась Пречистая Дева, а мне — отец Паисий… Конечно, твой Лев Иванович… впрочем, уже не твой… нет, Машенька, от всего сердца даровав мужу свободу, ты воистину совершила духовный подвиг… подвиг любви…

— Так ведь, отец Никодим, — не сама же. Это мне велела пречистая Дева, — сочла нужным уточнить Мария Сергеевна, — да и то — не ночью, а утром. После того, как я не знаю на сколько клочков изрезала свою гнусную ночнушку!

— И сразу помолодела, Машенька! Лет на пятнадцать! — священник с лихвой возвратил женщине высказанные ему комплименты. — Обновилась не только душой, но и телом. И, конечно, не из-за косынки и платья — хотя они тебе очень идут… Знаю, некоторые из наших прихожанок тебя осудят, но ты их не слушай — носи.

— Правда — отец Никодим? А я так боялась! Ну — вашего приговора. Думала, вы на меня посмотрите как на ту самую Вику, о которой рассказывали.

— Что ты, Машенька! Даже и раньше… ведь на тебе всё скромно, всё в меру… а что нарядно, красиво… хотя… раньше, возможно, и упрекнул бы… нет, не за цвет или длину, а за желание выделиться… счёл бы его проявлением суетного тщеславия… нет, каким же я всё-таки был самонадеянным дураком! Ревнителем, видите ли, Святоотеческого Православия — тьфу! Будто оно нуждается в медвежьих услугах таких недоумков! Так что Нечистый меня зацепил очень по делу. Хоть говори ему стервецу «спасибо». Кощунство, конечно, но… ведь в самом конечном счёте и Враг будет спасён! Раньше я этого не понимал… хотя мнение и авторитетное, принадлежащее одному из весьма чтимых Отцов Церкви… считал его пустым умствованием… постоянно поучая паству, что Бог бесконечно благ — на самом деле не чувствовал Его благодати… даже — имея перед глазами такой пример, как отец Паисий. И в этой связи — возвращаясь ко Льву Ивановичу… в пятницу, Машенька — помнишь? — я тебе говорил, что он, возможно, ближе к Богу, чем мы с тобой… так вот… отец Паисий мне объяснил… и я теперь понимаю: не ближе, не дальше — в Боге! Как ты, я и — вообще — все мы! Все поколения: ушедшие туда, живущие здесь и ещё не рождённые — в Боге едины все! Ведь времени — в нашем понимании — у Него нет…

— Отец Никодим — и я! — сказанное священником настолько совпало с ощущениями испытанными Марией Сергеевной в незабываемый миг проникновения в иную реальность, что женщина не удержалась от восклицания. — Здесь! На лавочке! Перед самым вашим приходом! Почувствовала то же самое! Только сказать — ни за что не сказала бы! Чтобы такое передать словами… нет! Никогда бы в голову не пришло, что есть такие слова… а у вас получилось — надо же!

— Ничего, Машенька, — не получилось… Ведь всё, что я сейчас сказал — общее место. И если бы ты сама — здесь на лавочке — не имела мистического прозрения, то мои слова, в лучшем случае, показались бы тебе лишь интересной игрой ума. А в худшем — могли ввести в страшный соблазн. Понимаешь, Машенька… помимо того, что опыт мистического познания словами почти не передаётся — ты это верно почувствовала — само по себе такое познание таит очень большие опасности… ведь оно — не от воли, не от ума, а только — от состояния души… и если у тебя в душе ад… представляешь, Машенька?! Имея в душе ад — заглянуть туда? Конечно! Ад и увидишь! Увидишь — и оклевещешь Бога! Представишь Его эдаким Абсолютным Садистом! Ну, как в своё время мне в очень недружеской дискуссии высказал Лев Иванович… а я его за это обозвал богохульником… нет! Дурак дураком! Да случись у меня мистическое прозрение раньше — до нашей взаимной исповеди, до незримого явления Спасителя — представляю, что бы я там увидел?! И ведь многие — неисповедимы пути Твои, Господи! — увидели… с адом в душе заглянув туда… и, одержимые жаждой власти… разумеется, земной власти…