— Отец Никодим, а вы сейчас — совсем как Лёвушка! Говорите и рассуждаете! Он в своё время — ну, пока я его ещё слушала — на разные лады развивал подобные мысли! Нет — не о мистическом познании, а о властолюбии Церкви! Да ведь и вам — тоже? Ну — в той ссоре… когда вы его, в конце концов, послали по матушке…
— А сейчас, Машенька? После того, что тебе открылось? Ко всем ересям и кощунствам Льва Ивановича — как бы ты отнеслась сейчас?
— Сейчас? — Мария Сергеевна ненадолго задумалась: — …а наверное — НИКАК! Все эти слова, споры… всё это земное, здешнее… и для Бога… о, Господи, отец Никодим! Какой же я была самонадеянной злой идиоткой! Кипятилась до слёз из-за такого вздора! А уж то, что вытворяла в постели, прикидываясь ледышкой — вообще! Не лезет ни в какие ворота! Наплевала даже на ваши советы! Ну, и дождалась… когда Пречистая Дева мне разъяснила, как дважды два! Увы — напоследок! Когда у Лёвушки уже появилась другая женщина! Господи! Это же надо быть такой беспросветной дурой?!
— Не казнись, Машенька. Сейчас, заглянув туда — пусть краешками глаз, пусть на миг — мы с тобой помудрели прямо-таки, как не знаю кто! Однако — не своими стараниями… тебе-то хоть за подвиг любви был дарован миг прозрения… а мне — недостойному пастырю?.. за что, спрашивается?.. воистину — неисповедимы пути Господни… Который, в конце концов, всё устраивает наилучшим образом…
— И вашу Ириночку — да?! Ведь Бог её грех простил — правда? Ведь отец Паисий сказал вам об этом?
— Конечно, Машенька. Да ты теперь и сама знаешь… ну, что Он всех любит, всех примет, всех простит… даже — Врага… а что Ириночке, как, впрочем, и всем нам, там предстоит много работы, так ведь — в сотворчестве! Жаль, что здесь на земле мы этого не понимаем… ну да, наверно, так надо… и воистину блаженны те, кто свою земную работу способен осознать как со-творческую — с Ним… или хотя бы — ступил на путь этого осознания… как, по-моему, Лев Иванович…
— Да, отец Никодим, да! Теперь я всё это чувствую! Всем своим существом! Вот только сказать словами — не получается!
— И хорошо, Машенька, что — не получается. Значит, прежде чем даровать тебе миг прозрения, Пречистая Дева полностью очистила твою душу. Ну, насколько это вообще возможно в нашем земном существовании. А представляешь, Машенька, если бы тебе туда удалось заглянуть до пятницы? До нашей взаимной исповеди? Что бы там увидела? Отражение кипящей в твоей душе раскалённой Тьмы? И, самое скверное, ты бы, скорее всего, нашла слова, чтобы рассказать об этом кошмаре…
— Так что же, отец Никодим, значит, правильно? Хорошо, что я не могу рассказать об увиденном?
— Конечно, Машенька! Не дай Бог — если бы могла! Знаешь, для всех христианских церквей и сект более чем достаточно одного Апокалипсиса! До сих пор переварить не могут! Ведь не зря же Христос, который о Царствии Небесном наверняка знал несравненно больше своего ученика Иоанна, не распространялся на эту тему. Ну, кроме обмолвки, что в Доме Его Отца Обителей много…
Прощаясь, отец Никодим, как что-то очень далёкое, бывшее в «предыдущей жизни», вспомнил состоявшийся несколько дней назад «психоаналитический» сеанс:
— А знаешь, Машенька — и ты, и я… ну — во вторник… душевно были, как слепые котята… не видя и не понимая, тыкались мордочками во все углы… но… ведь и спрос с нас тогда был соответствующий! Как с малых неразумных детей! Тогда, как сейчас… ведь распорядиться Светом… крохотные крупинки которого мы, кажется, уловили… это же какая ответственность? Особенно — для меня. Ну — как пастыря. Но и для тебя, Машенька — тоже… те бездны, в которые, по словам Богородицы, в этой жизни нельзя заглядывать… они ведь таятся в твоей душе… конечно — как и в моей… и в каждой…
* * *
«…было уже часа три ночи. Башка трещит, а денег нет ни хрена. Что делать? Кореша-то — тю-тю. Кто на зоне, кто, значит, нос воротит — я для них приблатнённый алкаш, а никакой не вор. На всякий случай, думаю — к Лёхе. Нет, раньше-то я у него бывал. Ну, конечно, не каждый день, как некоторые, но раза два в месяц — точно. Вечером — после семи. Днём-то он — нет: даже не опохмелялся, а вечером — завсегда. А после нового года — х… знает, что на него нашло! Вообще, бля, не пьёт! Ну, не вообще — конечно… Юрка, который у них во дворе бомжует, говорил, что всё же употребляет. Но редко… А башка — спасу нет! Вдруг, думаю, повезёт. И точно! Звоню — а Лёха полуостекленевший. Видать — с вечера. Самое, значит, то. В таком состоянии — он завсегда. Последний рубль пропьёт с кем угодно. И мне сходу — полтинник. Ну — на два пузыря. И чёрт меня дёрнул вернуться! Ведь по дороге в «ночной» — хотел сразу же. Рядом употребить — на лавочке. Там, правда, близко… да и подводить Лёху… у него этот полтинник вряд ли, конечно, последний… но всё-таки неудобно… вдруг — да ещё когда… Взял, значит, две «Катеньки» — а он дешёвой просил не брать — и возвратился, бля! На свою голову. И на его — тоже! но — истинный крест! Тогда я ни о чём таком ни х… не думал…
Читать дальше