Натан Энгландер - Ужин в центре Земли

Картограф видит, что хозяин не может поверить ни тому, что слышит, ни тому, что лезет ему в голову. Он ходит по комнате кругами, качает головой, снова кашляет, снова смеется, раз за разом останавливается, чтобы смерить картографа взглядом. Дымит своей сигаретой и тычет в картографа пальцем.

— Ладно, — говорит он. — Хорошо. Сделаем.

— Ты согласен? Правда?

Хозяин опять пожимает своими могучими плечами.

— Против любви кто может устоять?

Охранник принес заключенному его любимое: фалафель в тонкой лепешке, бутылку американского пива «игл молт» и — тоже американское — мешочек со льдом. Он надеется, что его подопечный поест. Охранник достает из рюкзака и вторую бутылку, которую держал в морозилке, — с водкой. Спиртное льется в бумажные стаканчики густой сиропной струей.

Размещая все это на тумбочке, заключенный Z говорит:

— Что-то ты балуешь меня сегодня. Наш лучший предпраздничный пир за все время.

— И это еще не все! — Голос охранника звенит от возбуждения.

Заключенный Z улыбается слабой улыбкой: он уже знает. Каждый год, каждый мрачный год охранник перед одним из трех больших праздников приносит в камеру подарок. Всякий раз один и тот же.

Охранник достает сверток в подарочной бумаге. Заключенный Z говорит спасибо и откладывает нарядный пакет в сторону.

Они играют в нарды. Пьют, пока не хмелеют — ну так, более-менее. Заключенный давно не был настолько похож на себя.

Когда охранник собрался уходить, заключенный спрашивает:

— Это невежливо, что я не развернул? Могу при тебе, если хочешь.

— Нет-нет. Мы оба застесняемся, если ты при мне.

Охранник собирает мусор в пластиковый пакет, в котором принес лепешку. Бутылку с остатками водки и доску для нардов кладет в рюкзак и, протянув руку к крючку около душа, снимает с него поношенный халат заключенного Z.

— Я старый заберу, хорошо? — говорит он, стоя в дверном проеме.

— Да, — говорит заключенный Z. — И приятных праздников тебе с твоей мамой. Я отсюда никуда, так что увидимся.

— Конечно, — говорит охранник и запирает за собой тяжелую дверь.

Чувствуя, что слишком захмелел, чтобы вести машину, и рассчитывая протрезветь за оставшиеся два часа рабочего дня, он сидит в темной каморке, которая все эти годы служила ему офисом.

Он нажимает на клавиши и двигает мышку, выбирая, какую из картинок увеличить.

Лучший ракурс дает видеокамера над дверью. Как будто он, охранник, самолично парит в камере над заключенным и глядит вниз.

Он смотрит на своего друга, сидящего в одиночестве на койке. По тому, как заключенный сгорбил плечи, невозможно понять, то ли он тихо плачет, то ли просто разглядывает пальцы своих ног.

Посидев так, заключенный Z выпрямляется. Тянется к подарку и берет пакет в веселой обертке. Бережно разворачивает бумагу, как будто думает использовать ее для подарка еще кому-то.

Охранник видит, что заключенный, в кои-то веки, смеется. Его ежегодный халат.

Заключенный Z поднимает его повыше — цвет теперь другой. Он встает, накидывает халат, запахивает, опускает руки…

Заключенный Z опускает руки и заводит их за спину: привычка, которой он, к его удивлению, так и не утратил. Или он успел уже бессознательно воспринять то, что теперь входит в его сознание… быть этого не может.

Этот халат — с поясом. Пояс висит сзади, продетый в петли.

Вначале заключенный Z свободно завязывает его вокруг талии. Затем развязывает и стягивает поясом халат потуже.

Неужели охранник забыл?.. Невообразимо.

Охранник сидит в темноте за своим столом и смотрит, как заключенный Z завязывает и развязывает, завязывает и развязывает пояс. А потом вытаскивает его из петель.

Заключенный Z держит пояс перед собой двумя руками, концы свисают справа и слева.

Охранник смотрит, как заключенный, его друг, медленно поворачивает голову и сосредоточивает взгляд на видеокамере над дверью. Они хорошо друг друга знают.

Охраннику кажется, что между ними сейчас ничего нет — ни экрана, ни видеокамеры, ни стен, ни металлических дверей, ни цифири, которая катится волна за волной, кодируя и выстраивая видимую ему картинку. Для него осталось одно, простое, очищенное: лицо заключенного, взгляд, уставленный прямо на него, скорбный взгляд ему в глаза.

Это лицо смятения и лицо понимания. Чего охранник не может определить — есть ли в этом лице благодарность.

Но это охранник оставит себе на потом — думать впоследствии, спрашивать себя. Потому что есть вещи, которых другу видеть не следует.