Натан Энгландер - Ужин в центре Земли

Она не ответила.

— Я бы другое предложил, поудачнее бы что-нибудь выдумал, не будь от этого пользы и для тебя. Женщина в твоем возрасте должна проверяться.

— А если и правда найдут?

— Тогда, может быть, им удастся тебя спасти, а твои слова по телефону будут звучать натуральней.

— Ты ужасный сын.

— Я знаю. Но если ты все это сделаешь, я действительно смогу вернуться домой. Подыщу себе место около вас с папой и поселюсь навсегда. Никаких больше отъездов, обещаю.

— Если я тебе это скажу про рак?

— Да, если сделаешь все это сегодня. Сделаешь и позвонишь мне откуда-нибудь, а о нашем теперешнем разговоре никто не должен знать. Удали в компьютере это оповещение и сделай, как я прошу. Потом я буду тебе регулярно звонить и справляться, как ты, понимаешь меня? Просто будь собой. Будь такой, какая ты есть: паранойя, негатив, безнадежность. Только добавь к этому рак.

— Потому что у тебя проблемы?

— Потому что у твоего сына кое-какие проблемы. Да.

И правда, проблемы. Смятение — вот что испытывает из-за них Z, когда начальник говорит:

— Надеюсь, вы не сочтете бестактностью с нашей стороны…

И продолжает, читая смятение собеседника профессиональным взглядом:

— …то, что мы извлекаем таким способом выгоду из болезни вашей матери.

— Конечно, нет, — говорит Z.

— Нам приходится использовать то, что подворачивается, даже если это затрагивает человеческие чувства. Таковы издержки нашей работы.

— Я не понимаю, — говорит Z, которому впору уже патентовать эту фразу.

— Мы подумали, что эта ваша поездка, очень важная сама по себе, дает нам также отличную возможность заполучить вас в Тель-Авиве, не привлекая к этому внимания.

— Вместо Америки?

— По пути в Америку. Им нужен всего один день вашего времени, чтобы выслушать ваш отчет о Берлине. Мы уже искали предлог для такой скрытной поездки, и тут возникло это очень несчастливое обстоятельство, и мы подумали: почему нет?

— Вы хотите, чтобы я изменил рейс? С тем, чтобы они смогли поговорить со мной в Израиле?

— Да, выслушать ваш отчет о Берлине. Точнее — и да, и нет, — говорит начальник. — Рейс менять не нужно. Мы уже сделали это для вас.

Начальник запускает руку в ящик стола и достает маршрутную квитанцию и билеты.

Z читает маршрут полета, изо всех сил стараясь не выказывать ни малейшей нервозности.

Начальник наклоняется над столом и тычет пальцем в бумагу.

— Если тут смотреть, то прямой в Нью-Йорк. Но верную информацию дают билеты, разумеется. В них — пересадка в Тель-Авиве.

Так просто и так умно, думает Z. Он уже разоблачен, и они заманивают его домой, чтобы он получил по заслугам. Без хлопот, без заморочек. Легче легкого.

Z смотрит на начальника — на лице Z уже, должно быть, явный ужас. Недвусмысленный, он знает. Но что может Z в такую минуту, кроме как идти напролом?

— Великолепная идея, — говорит Z. — Отличный способ въехать и выехать незамеченным. Но попросил я об этой встрече — уж простите, что морочу вам голову, — по противоположной причине.

— Чему противоположной?

— Тому, что вы предлагаете, — говорит Z. — Я хотел вам сказать, что после того, как я написал вам имейл, и после того, как забронировал билет, понимая, естественно, что вы это увидите, мама позвонила еще раз. У нас был хороший долгий разговор. И дело теперь иначе обстоит.

— У нее нет рака?

— Нет, он есть. Плохой рак. Но дело в том, что впереди химиотерапия, потом лучевая, а дальше опять и опять по кругу — это займет время. И она знает, какая у меня ответственная работа. В смысле — та работа, о которой она знает.

— Понимаю, — кивает начальник.

— Одним словом, уже сейчас все серьезно, но она говорит, эта серьезность не на один день и лучше мне поберечь свой отпуск. Лучше будет, если я приеду на еврейские праздники. Она очень мужественная, моя мама. Говорит — вся она в этом, — что так получит время привыкнуть к своему больному состоянию. Говорит, ждать к себе сына на Рош га-Шана — это даст ей что-то, ради чего жить. И ждать-то всего несколько недель.

Начальник соображает, крутясь туда-сюда в своем кресле. Лицо не выражает ничего — воплощенная выдержка.

— Понимаю вас вполне, — говорит начальник. — Как бы то ни было, давайте я вас отправлю в неофициальный отпуск прямо сейчас. Оставайтесь поблизости, отдохните, наберитесь сил, а я уведомлю Тель-Авив.

Они устроились на диване в своем шикарном номере, приняв положение, которое становится у них излюбленным: официантка полулежит на подушках, прислоненных к изголовью, ноги покоятся на коленях у сидящего Z. Он легонько сжимает ее ступню и приподнимает, восхищаясь старым-престарым, изрядно облупившимся педикюром. Он целует эти пальчики, он любит эти пальчики.