Владимир Пресняков - Изображая жертву

— Ой...

Мама Вали хотела что-то сказать, но не успела. Она схватилась за живот, потом за горло. А что произошло дальше, Валя уже вспоминал на очередном следственном эксперименте. Только не он уже изображал жертву. Вернее, жертв. }

{— Так, кто куда пошёл? — спросил Валю капитан.

— Ну, она так привстала, действительно хотела пойти на кухню... и так, ноги у неё подкосились, и она упала, вот сюда упала!

— Так, ложимся...

Капитан толкнул в плечо парня, который был назначен изображать одну из жертв.

Парень встал из-за стола и лёг в расчерченный на полу силуэт.

— Так, Валя, что потом было?

— Потом, потом этот, дядя, он поначалу к ней кинулся... а потом на меня так уставился, хотел что-то сказать, встал и тут же сам повалился на пол...

Капитан махнул в сторону второго расчерченного силуэта, и очередная жертва понеслась в силуэт дяди Пети, но остановилась на полпути, ожидая чего-то.

— Так, ну, что вылупился, вались давай! — скомандовал капитан.

Парень лёг на пол и застыл. Валя нахмурился. Он, конечно, всё сделал бы не так, и притом один. Он смог бы один изобразить всех жертв. Но сегодня этим занялись другие, дилетанты из младшего милицейского состава, которых освободили от работы на время проведения следственного эксперимента.

— Так, а эта что делала? — Капитан кивнул на третью «жертву». Валя посмотрел на парня, и какое-то странное чувство нахлынуло на него в этот момент. Парень сидел и улыбался. Глядел на Валю и улыбался, как будто ему было всё равно, кто, за что и кого тут поубивал. Парень просто спрятался в свою бейсболку, точь-в-точь такую же, которую носил когда-то Валя, и сидел, ни о чём не думая... или думая о чём-то своём, очень страшном. Как же так... неужели ему неинтересно, о чём он думает, почему он так улыбается мне...

— Валя! Что девушка сделала?

— Девушка? — Валя отвернулся от своей «жертвы». — Эта сразу всё поняла... Побежала к умывальнику, стала пить воду... я ей попробовал объяснить, что это не поможет, что яд уже подействовал и что лучше не мучиться, а просто подождать, но она кричала, пила, пила, потом обмякла на умывальник, и всё уже...

Капитан и Люда проводили третью «жертву» до умывальника. Валя слышал, как из кухни доносились крики капитана:

— Давай обмякивай!

Видимо, парень не захотел ложиться на пол, чтобы не замараться, тем более там мог быть какой-нибудь волосок... ванна всё-таки... Валя обернулся на Севу и начал говорить с ним, как будто Сева уже не сержант, а капитан или даже майор, кто-то очень главный, который изображает, что ему действительно интересно, почему Валя так поступил.

— В принципе, я точно не знал, отравятся они или нет... а раз так всё получилось, я просто наблюдал, запоминал, чтобы потом изобразить... воспроизвести, потому что вам надо будет узнать, как всё было... Я так папу всегда расспрашивал, — как у них всё с мамой было, как они познакомились, как меня решили завести... всё это очень, очень напоминает какой-то один долгий следственный эксперимент... настоящее преступление — заводить, рожать человека, кидать его во всю эту жизнь, объяснять, что скоро ничего не будет... и никто никому не сможет помочь... Теперь у меня определённо нет никаких привязанностей, теперь я точно понял, что меня — нет, значит, и конца не будет, раз меня нет?

К столу подошёл матрос. Он вынул из кармана своего парадного белого кителя ключик и освободил Валю от наручников.

— Ты как ребёнок, честное слово! Наслушался чего-то, насмотрелся... вот ты сейчас так красиво нам всё объяснял про твои страхи... а ведь... вот ты изображаешь, а думаешь, ты один такой умный? Может, тот, от кого все мы зависим, на кого надеемся, может, он тоже изображает, а? Все что-то изображают, притворяются, — тяжело быть тем, кто ты есть, ответственности много, легче притвориться... изобразить... исчезнуть... но кто-то своё дело чётко знает, потому что ничто и никто не исчезает...

За стол к Вале подсели Ольга, мама и дядя Петя, — все они были одеты матросами. Мама выдала Вале такую же морскую форму и стала переодевать его. Отец продолжал:

— Я когда в армии, на флоте служил... мы плыли на крейсере на военном... долго плыли по океану, учения там какие-то проводили... я на вахте стоял, вдруг гляжу — блестит что-то вдали, сверкает, ну, я ребятам кричу, они крейсер поворачивают — плывём на блеск!.. Офицерьё повякало чуть-чуть, что, мол, отклоняетесь от курса, куда мы должны прибыть, под трибунал пойдёте!.. но всем стало интересно, — второй месяц плаваем, — интересно же, что там блестит! Подплываем, а это — банка, огромная консервная банка с селёдкой... в масле! Представляешь, в океане — рыба в консерве! Мы её вылавливаем и нажираемся! Второй месяц — скучно, — попробовать решили, что будет!.. — Вдруг отец зарычал как зверь: — Неделю! Неделю мы срали и блевали! Неделю! Мы ждали смерть, звали её и, наверное, умерли уже тогда, но забыли про это, потому что нам было так плохо, и это, казалось, не кончится никогда! Вот ты боишься... не того ты боишься, потому что... страшнее всего, страшнее всего, если это всё не кончится никогда!.. Ладно... не грусти... Потопали! }