Павел Селуков - Халулаец

После освобождения Володя немного побыл дома, а потом устроился экспедитором в «Нестле». То есть сначала его никуда не брали, но отец позвонил друзьям, и его взяли в «Нестле». Целых полгода отец украдкой наблюдал за сыном. Ему казалось странным, что сын не хочет облегчить душу, рассказать о своем горе, попросить прощения. А еще халулайцу казалось странным, что за эти полгода сын так и не привел домой девушку.

В начале марта 2008 года ему позвонил опер и назвал дату и время освобождения Зобнина. Пятого марта Егор Саныч встал рано утром, не позавтракал и ушел в гараж. В гараже он поменял номера на машине, положил лук и три стрелы на заднее сиденье, выкурил сигарету и поехал в Березники. Напротив колонии тянулся пустырь, а за ним шло редколесье. Егор Саныч давно выбрал позицию и теперь встал за толстой березой в полный рост. Набросил тетиву. Наложил стрелу. Металлический наконечник тускло блеснул на солнце. Пахло лежалой травой. До колонии было сто метров. Опер показал Егору Санычу пару фотографий Зобнина, и он не сомневался, что узнает это животное даже в толпе. Правда, никакой толпы быть не должно, потому что на волю отпускают по одному.

Тяжелые тюремные ворота поползли вбок. Халулаец улыбнулся и медленно поднял лук. К воротам подъехало такси. Дальше два события наложились друг на друга. Из ворот вышел Зобнин, а из такси выскочил Володя и бросился ему на шею. В одну короткую секунду Егор Саныч понял, почему сын так и не привел домой девушку. Володя ластился к Зобнину, а тот улыбался и гладил его по спине. Халулаец натянул тетиву. Он как бы взял себя в кавычки. В таком же состоянии он добывал языка в горах Афганистана и шел в лобовую атаку на обколотых героином душманов.

Зобнина или сына? Сына или Зобнина?

Время уходило. Звериным чутьем халулаец слышал его шаги. А может, это колотилось сердце.

Зобнина или сына? Сына или Зобнина?

В последнее мгновение, когда парочка уже стояла у такси, Егор Саныч вскинул лук, выпустил стрелу в небо и повалился на землю. А Володя и Зобнин сели в такси и уехали в Пермь.

Есть в мире сладкие места. Я щас не про физиологию, я про работу. Например, отдел материально-технического снабжения одного заводика, который рекламировать не буду, большой сладостью отличался. Я туда спецом устроился. Моему приятелю мужики с этого заводика медь таскали. А я решил туда трудоустроиться, чтобы... кое-что стырить. Мне свойственны далеко идущие планы. Я вообще стратег, если отбросить скромность. На самом деле, мне легко отбросить скромность, потому что я с детства предпочитаю целеустремленность.

А еще я красив той грубой прямолинейной красотой, на которую так падки чуть-чуть образованные женщины и сильно образованные мужчины. Некоторые склонны приписывать мне гипнотические способности, но здесь я решительно протестую. Любой гипноз в моем исполнении — это чутье и ум. Например, зашел я в отдел кадров и вижу: женщина лет сорока, на пальце полоска от обручального кольца, волосы у корней не прокрашены, маникюр есть, но самодельный и нанесен неровно, кожа оставляет желать лучшего, при этом — шея изящная, грудь очерченная, черты лица предполагают одухотворенность. Как с такой заговорить? А очень просто с такой заговорить, потому что заговаривать надо не с ней, а с вышивкой на стене. На вышивке море и корабль с парусом изображены при помощи «крестика». Это кадровичка с тоски и от одиночества соорудила. Чтобы о муже не думать, чтобы будущее в этом нитяном море утопить. Но зачем же топить, зачем так сразу, когда есть я?

— Потрясающие волны!

— Что?

— Картина. Я бы на вашем месте отодвинулся.

— Почему?

— Обрызгать может.

— Вам правда нравится?

— Очень. Я сам пробовал вышивать...

— Вы?!

— Я. А что в этом такого?

— Ничего. Просто мужчины обычно...

— Предрассудки. Когда одинок, надо же чем-то занимать вечера?

Кадровичка вздохнула.

— Вы одиноки?

— Как жертва кораблекрушения.

Кадровичка замялась. Я знал, что ей хочется спросить почему. Но она стесняется. Выдержав паузу, я ответил на незаданный вопрос:

— Жена погибла в аварии полтора года назад.

Здесь главное — не переборщить. Потому что жить без женщины три года — бобылячество, а полгода и флиртовать — свинство. А полтора — самое то. Ты как бы уже поскорбел всерьез и теперь делаешь первые шаги к новой жизни. Робкие такие шаги, как олененок Бэмби.

Кадровичка встрепенулась и спросила: