Отец Иоанн колесил на своём «Запорожце» цвета небесной лазури, опрашивая жителей окрестных деревень, но наших «призраков» никто не видел. Было холодно, временами шёл мокрый снег, люди бродили среди осклизлых домов и сараев, они месили грязь ногами, медленно таскали дрова и вёдра и, надо сказать, сами сильно смахивали на привидения.
Олимпиада Алексеевна наотрез отказалась беседовать с отцом Иоанном, ссылаясь на плохое самочувствие. Несомненно, ей было что рассказать об Анне, но батюшка не мог к ней прорваться — завидев его в окно, старуха задёргивала шторы и запирала дверь на крюк.
Я вспомнила, что когда-то бобылёвская староста посоветовала обратиться за сведениями о бывших хозяевах моего дома к некоей Анисье Петровне, проживающей в Кулотино, и даже дала её адрес. Я решила съездить туда и поговорить с ней о наших приключениях. Быть может, ей известно что-нибудь об Анне.
Батюшка был занят важными делами и сопровождать меня не мог. Что-то поразило его неприятно в маловишерской психиатрической лечебнице, и вот теперь он должен был встречаться с местным чиновником.
Он сказал, что в Кулотино можно ехать на поезде, который проходит через бобылёвскую станцию. Я знала, что где-то в лесу, недалеко от деревни, находится эта таинственная железнодорожная станция, которой почти никто не пользуется. Мне давно хотелось посмотреть на неё и на старый поезд, состоящий из двух вагонов, который в былые времена являлся основным видом транспорта в этих краях, а теперь, пустой, грохочущий, лишь изредка пробегал по старым рельсам, протяжным свистом оглашая лес.
Отец Иоанн проводил нас с Маней до станции — без него мы никогда бы её не нашли: тропа к ней совершенно заросла. Платформа имела вид древней руины, она была покрыта глубокими трещинами, из которых торчали деревья и куски железа. Лестница отсутствовала. Чтобы забраться на платформу, пришлось подпрыгнуть и подтянуться на руках. Я никогда не видела, чтобы железнодорожная станция была окружена таким плотным кольцом дремучего леса.
Было пасмурно и безветренно. Стояла странная тишина. Казалось, что деревья вместе с нами замерли в ожидании поезда. Точного расписания мы не знали, Борис сказал, что, возможно, он пройдёт в полдень. Где брать билеты, тоже было непонятно. Отец Иоанн, добрая душа, остался ждать с нами. Он вытащил из кармана малёк, яблоко и бутерброд. Мы коротали время.
Внезапно послышался тревожный свисток, приближающийся стук колёс, и к платформе подлетел поезд — вполне реальный, не призрак, не Летучий голландец. Машинистом был толстый усатый мужик, на вопрос, куда едете, он гаркнул: «Через Кулотино на Неболочи!»
В вагоне с нами ехали две женщины с котомками и старик в шубе. За окном мелькали деревья. «А с Натальей-то и мужем её общаетесь?» — спрашивала одна. «Нет, только по несчастью», — отвечала другая. Серое небо. Заболоченный лес.
Свежий воздух и глоток водки сделали своё дело — я задремала. Мне даже приснился сон, будто поезд ведёт не усатый машинист, а безрукий Пётр, а в вагоне с нами едут, покачиваясь, все бобылёвские жители — Борис, отец Иоанн, Олимпиада Алексеевна, старухи. Валерка с Анатолием тоже здесь были — пьяные и довольные.
Вскоре поезд выскочил из леса, пробежал по полю и остановился в Кулотино. Анисью Петровну мы нашли быстро. Её родственники, шумное семейство с большим количеством детей, направили нас в кулотинскую больницу, где бабушка Анисья лежала уже несколько месяцев, но не по болезни, а так — по старческой немощи: ей было девяносто шесть лет.
Кулотинская больница поразила моё воображение. Она располагалась в здании старинной усадьбы, выстроенной в готическом стиле — из красного кирпича, с восьмиугольной башней, арками, полукруглыми окнами и витыми чугунными лестницами. Внутри — залы, камины и печи, облицованные потрескавшимися изразцами. Стены были выкрашены зелёной масляной краской и пропитаны запахом мочи и смерти. Здесь стояли десятки кроватей, на которых доживали свой век сморщенные старухи.
До революции усадьба принадлежала промышленнику Воронину, который прославился, во-первых, тем, что основал стекольный завод на речке Перетне (его живописные развалины можно увидеть и по сей день), а во-вторых, тем, что не дал Миклухо-Маклаю денег на путешествие. Маклай просил, а он не дал. Не любил Воронин авантюристов. Всё это я потом узнала в Окуловском краеведческом музее...
Читать дальше