София Синицкая - Повести и рассказы [Авторский сборник]

Изба отца Иоанна была просторной, светлой, с чистым полом, старенькими обоями, белыми занавесками, разноцветной геранью на окнах и стопками книг на письменном столе. Повсюду лежали старинные вещицы, которые батюшка выискивал в своём огороде с помощью металлоискателя. Когда-то давно на месте его дома находилось питейное заведение. Маня перебирала ржавые пуговицы, монеты, беззубые вилки, жестяные коробочки, кольца, крестьянские нательные кресты.

Отец Иоанн поселил нас в узенькой комнатке с полосатыми половиками на полу и железной печкой, которая возвышалась в углу, как античная колонна. Перед образами горели лампадки. Пахло ладаном. Мы сложили наши пожитки, выпили чаю и пошли осматривать окрестности.

Бобылёво оказалось маленькой деревней на вершине пологой горы. Внизу простирался бесконечный лес. Местные жители — всего-то два десятка человек — почтительно здоровались с батюшкой и со сдержанным любопытством разглядывали нас с Маней. Мы шли в окружении целой своры тявкающих собак. Что-то очень нежное было в облике этой деревеньки. Огромные жёлтые берёзы, искусная резьба наличников, тюлька на окнах, шум осеннего ветра, задумчивая лошадь, запах яблок и полный покой.

Олимпиада Алексеевна Бушуева, бобылёвская староста, сказала, что в соседнем Опечке продаются два хороших дома: их пожилые хозяева уехали жить к детям. Были в Опечке и другие пустующие дома, но, по её словам, покупать их не следовало, так как они давно уже заброшены и туда «наведываются». Кто именно «наведывается» в старые избы, мы так и не поняли. Олимпиада Алексеевна не хотела об этом говорить. Хромая, немощная, она сидела на железной кровати и задумчиво качала головой. На стене в большой раме было несколько старых фотографий. С одной из них на нас смотрело необыкновенно милое девичье лицо с сияющей улыбкой. И было подписано: «Липа». «Кто это?» — спросила я старуху. Но она только грустно вздыхала.

Мы направились в сторону Опечка, и тут моё внимание привлёк большой дом, возвышающийся над всей окрестностью. Он стоял особняком на полпути между Бобылёво и Опечком. Почерневший от времени, окружённый стеной сухого иван-чая, он казался необитаемым. Батюшка подтвердил, что в нём давно никто не живёт: хозяева умерли, а наследники не приезжают. Потом добавил, что все бобылёвские считают, что с этим домом «дело нечисто», а в Опечке и вовсе «поселился чёрт». По его же собственному мнению, дом этот очень даже хороший, люди там, видимо, жили добрые, а в Опечке если и водится чёрт, так это тётя Паня, которая делает плохой самогон и спаивает мужиков.

Пробравшись через заросли к дому, я нашла ржавое ведро и, встав на его днище, заглянула в окно, обрамлённое осыпающимся деревянным кружевом. Там я увидела довольно большую комнату. Свет лился в неё с трёх сторон, лучи встречались друг с другом и плясали на розовых с золотыми полосками обоях, на старом буфете, на стульях, на спинке железной кровати, на старом окладе в углу. Ещё там была белая русская печь. Эта удивительная комната показалась мне бесконечно родной и прекрасной. Она выглядела так, будто мы давно уже здесь живём, просто вышли в сад прогуляться и сейчас вернёмся обратно, — Маня заберётся на высокую кровать, я затоплю печку, сварю суп. Маня заскулила, что тоже хочет взглянуть. Я подняла её к окну, она прижалась лбом к стеклу и засмеялась.

У меня пропала охота смотреть избы в Опечке. Я попросила отца Иоанна найти владельцев этого дома и поговорить о продаже. Он съездил в сельсовет и выяснил, что единственный наследник — это некий Коля Иванов, который живёт в Окуловке и работает машинистом на поездах дальнего следования. Мы позвонили в Окуловку. Коля Иванов, парень с тихим голосом, очень удивился, что кому-то понадобился старый дом его дедушки. Судя по всему, он никогда в жизни ничего не продавал, и ему сделалось неловко. Он бормотал, что крыша там плохая, стена покосилась, а забор упал. Сетовал, что нет воды, чтобы купаться, — только пруд с лягушками в лесу. Коля долго мялся в нерешительности, потом предложил взять ключи, да и жить в Бобылёво сколько душе угодно. После некоторых препирательств этот трогательный человек всё же согласился продать дом и назвал очень скромную цену. Однако совершить покупку или хотя бы получить ключи мы могли только через неделю, потому что он куда-то срочно уезжал.