Юрий Пупынин - Забытое убийство

В национальный парк Бако нужно было ехать на лодке. На море Петер повеселел, достал из рюкзака фляжку с бренди и дал каждому хлебнуть, в том числе старику лодочнику. Роберт фотографировал их в оранжевых жилетах, и Анна тихо смеялась.

Старик лодочник наклонился к Роберту и сказал, что к вечеру будет ливень. Роберт утром посмотрел по телевизору прогноз погоды, не обещавший никакого дождя, и пустился горячо возражать. Старик улыбался и качал головой. Дождь все-таки будет, юноша, хотя ты этого не хочешь.

В национальном парке они почти сразу свернули с берега на деревянную тропу в джунгли. Почва была влажная, их окружал так называемый дождевой лес, который не просыхал никогда, подпитываясь мощными потоками воды с небес. Непонятные высокие деревья, голые снизу, окружили их, а под деревьями гряда за грядой шел кустарник. Анна достала крем от москитов, которые на Борнео вполне могут преподнести вам малярию. Плавно и быстро нанеся крем, она помогла Петеру и протянула тюбик Роберту. Тот был тронут. В благодарность он спрыгнул с дощатой тропы и сорвал с куста несколько темных ягод.

— Если их съесть, вас не будут кусать москиты, — протянул он ладонь Анне. — Только они немного горькие.

По две ягоды туристы все-таки одолели. Петеру, собственно, было уже все равно, укусят его москиты или нет: от жары и влажности рубашка его промокла, он с трудом дышал. Роберт заметил сострадающий взгляд, который бросила Анна на Петера, и потянул у того с плеча рюкзак.

Метров через двести Роберт заметил в кустах гнездо не жалящих пчел. Он внимательно осмотрел почву, отмечая отсутствие пауков и змей, и разрешил спутникам сойти с тропы тоже. Они были в восторге от того, что увидели. Сами насекомые были не из приятных: белотелые, толстые, эти существа обиженно жужжали и облепляли руки, когда Роберт выламывал на память кусок желтого, почти коричневого воска в густом меду. Но сделать ничего не могли: жал у них просто не было. Анна обрадовалась и закричала:

— Это не пчелы! Я читала про них! Это медоносные мухи!

Роберт и Петер засмеялись, глядя на нее. Роберт решил, что покажет им, кроме смешных обезьян-носачей, самого маленького в мире оленя — канчиля. Для этого они пойдут в совершенно особое место, о котором не знает почти никто.

Он с поклоном передал Анне кусок воска с твердым медом, наросшим сбоку. Та стала рассматривать его на свет и вдруг вскрикнула. Мужчины подошли и увидели, что в полупрозрачной желтой глубине окаменевшего меда скрывается огромная оса, которую не заметил Роберт. Он пустился успокаивать ее:

— Она мертвая! Она ядовитая, но мертвая. Пчелы об этом позаботились. У них нет другого способа справиться с ней: только утопить в меду... Простите, леди!

Анна, поколебавшись, решила все-таки оставить на память так странно, почти электрическим ударом поразившую ее осу. Замурованная навеки в янтарной толще, та вызывала легкий озноб, словно экспонат из Кунсткамеры.

Примерно через полкилометра Роберт остановил спутников и строго предупредил их, что теперь они будут двигаться небольшими переходами по десять — пятнадцать метров. Вперед пойдет Роберт, а они будут ждать на месте, пока он не помашет, что можно идти.

Он шагнул с мощенной деревом тропы на живую и опасную землю и двинулся вверх по склону. Через десять метров обернулся и помахал Анне с Петером, чтобы они подходили. Прошло полчаса. Мужчина и женщина без его помощи уже с трудом нашли бы дорогу назад.

В очередной раз Роберт ушел вперед, высматривая пауков и змей в траве и прислушиваясь. В стороне он заметил свежий помет оленя. И вдруг впереди, в полутьме деревьев и кустов, раздались странные шорохи. Он не смог определить сразу, что это: на легкие движения носачей звуки были не похожи. Скорее так шел бы спокойный, сытый хищник: никого не боясь и ни от кого не таясь.

А еще через миг Роберт, понял что это такое там, в полутьме. Тоска наполнила его сердце, и он догадался, кто с ним сейчас будет говорить. Позади на расстоянии пятнадцати метров замерли Анна и Петер, напрасно ожидая сигнала.

А впереди, вдали, замерцал полупрозрачный, огромный, светящийся глаз. Он висел в воздухе и концентрировал свой тяжелый, медленно двигающийся взгляд на Роберте. Тот почувствовал, что ему стало трудно шевелиться.

— Это ты? — спросил глаз у Роберта голосом, идущим ниоткуда.

И, не дожидаясь, соберется ли тот с силами что-нибудь сказать, сам себе холодно ответил:

— Это ты.

— Но... что я сделал? — Роберт не спросил, он словно сам превратился в вопрос и с усилием взглянул прямо в огненный зрачок, задавая его.