Юрий Пупынин - Побег

— Автор, автор, — нетерпеливо подтвердило чудовище. — Ну так что же? Вы зачем-то хотели меня видеть?

— Видите ли, я полагал встретить кого-то более похожего на человека.

— Это кого же? Румяного Диккенса? Нестора со свечою? Или босого графа Льва Николаевича? Человек — понятие широкое. И, что интересно, оно продолжает расширяться. В девятнадцатом веке людей было значительно более, чем человеков, для людей в богатых домах существовали специальные людские, где их всегда можно было найти к вашим услугам. Между тем благородный человек гулял себе где хотел и был существом гораздо менее уловимым. В двадцатом веке количество человеков стало резко увеличиваться, и это было справедливо. Однако к началу двадцать первого века оно переросло все разумные границы. Многих, кого в наше время мы называем человеком, в девятнадцатом веке просто не пустили бы на порог. О нет, я не к тому, что количество человеков необходимо решительно и радикально урезать; просто некоторым человекам не мешало бы для начала научиться быть просто людьми.

Закончив эту тираду, старик налил из графинчика жидкость, сильно напоминающую водку, чокнулся с не тронутой Олегом рюмкой и выпил. «Остроумный... Черт!» — подумал Олег. И вдруг неожиданно для себя выпил тоже. Несомненная водка, причем превосходная.

— Что же касается некоторой бомжеватости, то мне плевать, что вы думаете о моем внешнем виде. Не персонажье это дело — авторов разглядывать. Вот и получайте по мозгам! Считайте, что это я нарочно. Ладно, давайте лучше к делу. Так что вам нужно?

— Мне нужен Геннадий, — сказал Олег. — Верните Геннадия!

— А это не ваше дело! Одно могу обещать твердо: больше он не появится.

— Но он по крайней мере жив?

— Видите ли, — задумался старик, пытаясь ответить поточнее, а может, наоборот, стремясь напустить туману. — Он, с одной стороны, жив, а с другой — мертв. Или, вероятно, лучше сказать: ни жив ни мертв. Как вы давеча.

«Без сознания, — думал Олег, — или в коме?»

— Он в Петербурге?

— Отчасти да.

— Перестаньте меня морочить, — взмолился Олег. — Мы с Сашей очень к нему привязались. Он наш товарищ! Отпустите его!

— Да поймите вы наконец, глупый Олег Михайлович! Я его выкинул из книги к чертовой матери! Просто взял и выкинул — безо всяких объяснений. Это дешевый, чересчур зазнавшийся персонаж. Ничего другого, как исчезнуть бесследно, он не заслуживает.

— Все мы не без недостатков!

— Геннадий — случай особый. Во всех вас: Викторе Павловиче, Александре Сергеевиче, Ольге Михайловне — есть нечто от реальных людей. У вас есть прототипы, так сказать. Но Геннадий — целиком и полностью моя выдумка! Плод, так сказать, воображения. Я сам создал его, наделил кое-какими литературными способностями. Он оказался чутким существом, быстро развивался в нужном направлении, подавал замечательные надежды. Все его мучения, дерганья, прыжки с поездов, бегство в Борунию сформировали в результате довольно странный образ, не скажу, что очень позитивный. Но о нем можно сказать: «Чем-то симпатичен»... Уже немало. Правда, трудно точно сформулировать, чем именно. Конечно, в чем-то он однобок, несуразен, признаю... До живого человека не всегда дотягивает.

Старик вздохнул, но на самом деле вздохнул фальшиво, потому что тут же пустился в обвинительную тираду.

— Да писатели давно уже боятся вас, живых! — вскричал он с какой-то злобой. — Все такие суперсложные стали, ироничные! Говорят на иностранных языках! Одной ногой они в Интернете, видите ли, и только лишь вторую приволакивают по грешной земле. Либо хакеры, либо юзеры, либо на худой конец ламеры! И все до одного виртуалы и маргиналы. Вы на земле не живете, как же о вас писать? А если и попадется в кои-то веки кто-нибудь жизненный, вроде вас, так изведет автора вконец! И то ему не так, и этим он недоволен.

Немного успокоившись, старик вернулся к Геннадию.

— Все шло хорошо. Но стоило ему прибыть в Россию, у меня начались сплошные головные боли. Сколько самомнения на пустом месте! Между тем ни одно издательство не напечатает его галиматью. Наконец, вздумал отпускать насмешки в мой адрес, и прямо в моем любимом ресторане! Угрожал!

— Кажется, он не угрожал, — робко сказал Олег, — просто крикнул, что презирает.

— Как же не угрожал, когда кулаком грозил в потолок? Причем точнехонько под этим кабинетом! В общем, решил я Геннадия из романа удалить, без права на обжалование и помилование. Воображать его глупости я смертельно устал и более этого делать не буду. Да и с какой стати мне утомлять собственное воображение негодяем, который нагло заявляет мне: это не я ваш персонаж, это вы — мой! Пусть кто-нибудь другой такими вещами занимается, только не я.