Юрий Пупынин - Побег

Однако за поворотом стало окончательно понятно, что он ошибся. Впереди не было никакого выхода на Невский с его сияющими обманами! Улицу метров через сто перегораживала глухая стена с заброшенной помойкой перед ней. Стена была желтой, но это был не лимонный, приятно-желтый цвет, а мутная желтизна наподобие той, которую являет собой усеянный окурками пляжный песок.

Это был тупик, несомненный тупик! Олег даже отшатнулся от неприятного зрелища. Повернулся назад, а там уже ничего не было. Только напирающий с унылым свистом ледяной ветер и зыбучая тьма. Пройденная часть улицы дрожала и словно таяла на глазах в этой тьме. Нетронутыми оставались лишь дома, стоящие впереди, и желтая стена. У Олега вдруг ослабели ноги и мелькнула мысль о том, что, по-видимому, все кончилось. Эта глава является последней. Автор собирается от него избавиться, заманив в этот тупик с ржавыми баками для мусора и оставив здесь навеки. А может быть, это господин тайный инспектор мстит Олегу за его некорректное поведение? Кто их теперь разберет?

Преодолевая отвратительный и скользкий ужас, Олег усилием воли заставил себя вглядываться вперед. Он не просто смотрел на желтую преграду, а всем сердцем, всем своим воображением стремился прорваться через нее туда, где, по его расчетам, были жизнь и люди.

Наконец взгляд Олега словно пробился сквозь стену и различил за нею то, что стало его спасением. Это был не Невский и не метро. За стеною, к счастью, он увидел четко напечатанный на странице номер следующей главы.

Поэт проснулся, когда уже стемнело.

— Привет, — махнул он с раскладушки ошарашенному Олегу. — А Геннадий на кухне. Пишет. Ты что такой взволнованный?

— Да так, ерунда.

Олег знал, что не сумеет сейчас толком объяснить Саше, откуда его только что принесло и отчего он волнуется. Однако объяснений и не потребовалось. Саша не удивился неожиданному появлению Олега: что же, человек просто заглянул в гости.

Чаю! Вот чего недоставало: хорошего чаю. Воодушевившись этой идеей, они отправились на кухню, чтобы позвать заодно и Геннадия.

Он, вооруженный обыкновенной шариковой ручкой, писал в небольшом блокноте, переворачивая листок так резко и отрывисто, словно выстреливая из пистолета. Компьютеров Геннадий не любил и допускал их разве что на последней стадии. Чем сильнее охватывало его волнение, тем буквы становились крупнее. Соответственно, чаще становилась стрельба.

Он посмотрел на Олега и Сашу невидящими глазами и отвернулся. Потом снова повернулся к ним и грубовато сказал:

— Кто вы такие? Вас тут не было!

И далее в том же духе:

— Пошли вон! Вам нету места в сюжете.

— Гена, это же мы! — робко произнес поэт, — Саша и Олег.

Олегу стало не по себе. Он, конечно, не мог не заметить на столе серебряной фляжечки, в которых борунцы тайно держат крепкие напитки. Однако белой горячкой тут не пахло. Тут пахло все тем же: сочинительством, вмешательством в чужие судьбы, чрезмерными претензиями.

Конечно, Олег уже привык к Геннадию и считает его своим приятелем. Но этого еще недостаточно для того, чтобы доверять ему как автору! Неужели Геннадий Олега тоже в герои примеривает? Да еще сомневается!

Тем временем Геннадий, узнав Сашу и Олега, взялся за голову руками.

— Ребята! — Голос его теперь стал добрым и виноватым, — хорошо, что вы пришли. Простите! Я давно хочу и должен с вами поговорить. С тобою, Саша, потому что тебе мучения наподобие моих, кажется, хорошо знакомы. И с тобою, Олег, потому что ты человек разносторонний: с одной стороны — химик, с другой — на кафедре славистики преподаешь. В издательство сходить со мною обещал... Но послушайте про мой роман сперва! А то, может, скажете: возвращайся-ка, Геннадий, в Борунию электроизделия сторожить. А Россия без твоей прозы как-нибудь обойдется.

Он поднял ладонь, словно останавливая готовые пролиться утешения.

— Когда я выпрыгнул через иллюминатор родного корабля и приплыл в Борунию, то довольно быстро нашел подходящую для умственного труда работу на складе. Я давно мечтал стать писателем. Однако, будучи от природы косноязычен, как писать — я не знал. Сперва я ждал, что увижу что-нибудь вроде волшебной коробочки, как у Булгакова. В ней будут происходить события, а я их буду описывать. Сидя среди электроприборов, я сам постепенно электризовался от ожидания, но ничего, кроме черноты с цветными кругами, не различал мой мысленный взор. И тогда я стал действовать. Я начал самостоятельно придумывать героев. Вспомнил одного знакомого сотрудника НИИ, поменял ему прическу, сделал пару наколок на руке.