Джереми Дронфилд - Мальчик, который пошел в Освенцим вслед за отцом

Если бы в ноябре 1942-го над Южной Польшей пролетел в восточном направлении аэроплан, его пилот вряд ли бы заметил какие-то следы германской оккупации. Обычные деревни и торговые городки, вьющиеся дороги и реки.

Ближе к Кракову, рядом с коричневой лентой железной дороги, вырисовывался на фоне полей большой прямоугольник длиной около километра и примерно такой же ширины, на котором стояли рядами продолговатые бараки. По периметру возвышались сторожевые башни, а на краю, среди деревьев – еще здания, из труб которых поднимался дым.

Дальше, по другую сторону железной дороги, лепились друг к другу другие постройки – это был лагерь Освенцим, отличавшийся от густой массы серых фабричных корпусов терракотовыми крышами бараков. Река там поворачивала к югу – серебряная полоска в обрамлении густых зеленых лесов, – и бежала к старому гарнизонному городку Кенты, где стоял полк Густава Кляйнмана до Первой мировой войны, а потом к Бескидским горам. Еще дальше, сразу за горизонтом, находилось озеро с деревней Заблочье, в которой Густав родился.

В нескольких километрах от Освенцима на земле проступал еще один шрам: большая темная прогалина в излучине Вистулы. Когда-то там находился сонный хуторок под названием Дворы; теперь же участок в три километра длиной и километр шириной лежал оголенный, исчерченный дорогами и тропинками, пестрящий стройплощадками, мастерскими, фабричными корпусами – уже готовыми и только строящимися, – с лабиринтами труб, башнями и высокими стальными дымоходами. Там находился химический комбинат Буна, возведение которого значительно отставало от сроков.

На дальнем конце участка, где когда-то располагалась деревушка Моновиц, давно опустошенная эсэсовцами, заложили новый лагерь. Среди поля был размечен простой прямоугольник – крошечный по сравнению с площадью комбината, – с горсткой бараков, парой недостроенных дорог и заложенных фундаментов, и испещренный точками – фигурками заключенных, занятых тяжелой работой.

Фриц изо всех сил старался не отвлекаться от кладки, как будто кроме нее в мире ничего не существовало, и весь он состоял из этой стены, а сам Фриц представлял собой лишь машину, делавшую ее длинней и выше. Единственным способом выжить было сконцентрироваться на простой задаче, на достижимой цели и собственной вере в ее выполнимость.

– Темпо-темпо! Быстрее!

Голос польского надзирателя, Петрека Боплинского, разносился по всей стройплощадке. Он знал по-немецки всего пару слов, и чаще всего заключенные слышали от него Schneller! , сопровождаемое взмахом дубинки, которой он бил носильщиков, таскавших кирпичи и раствор. Лагерь строился в страшной спешке, на начальство давили с самого верха, и только самые крепкие и упорные справлялись с невероятными темпами. А таких среди истощенных арестантов было немного.

– Pięc na dupe [347] Пять раз по жопе! (польск.) ! – заорал Боплинский, и дубина пять раз проехала по заду какого-то бедолаги-носильщика. Не поднимая глаз, остальные прибавили скорость.

Прошло две недели с тех пор, как Фриц вместе с остальными прибыл во вспомогательный лагерь Моновиц [348] Изначально этот лагерь официально называли рабочим лагерем Буна (или «Лагерь IV», по документам И. Г. Фарбен – см. Bernard C. Wagner, IG Auschwitz: Zwangsarbeit und Vernichtung von Haftlingen des Lagers Monowitz 1941–1945 (2000), c. 96). Позднее его стали называть концентрационным лагерем Моновиц, или Аушвиц III. Название Моновиц использовано в тексте для большей ясности. . Это оказался настоящий ад на земле, даже хуже Бухенвальда. Многие не пережили в нем и пары дней.

После трехчасового пешего марша из Освенцима I новичков загнали в их бараки. Лагеря, по сути, еще не было – просто поле с несколькими деревянными сараями, без ограждения, лишь со сторожевыми постами для охраны заключенных [349] К началу сентября 1942 года лагерь Моновиц был разбит полностью, но бараков было построено совсем немного (от двух до восьми по разным источникам). Строительство остальных зданий откладывали, чтобы скорее закончить комбинат Буна. Официально лагерь начал принимать заключенных 28 октября (там же, сс. 95–97). . Бараки были примитивными, недостроенными, без освещения и водопровода. Вода подавалась к нескольким колонкам на улице. Кухни тоже не было, поэтому пищу ежедневно доставляли из Освенцима I.

Поначалу новичков поставили прокладывать дороги. И Фрица в том числе. Надзиратели в Моновице, похоже, не знали о его строительных навыках. Постоянно шел дождь, превращавший землю в жирную грязь, которую невозможно было копать и в которой вязли груженые тачки. Люди возвращались по вечерам в бараки, промокшие до костей и совершенно обессиленные. Отопление не работало, но блокфюрер и рапорт-фюрер требовали, чтобы на перекличку утром они являлись в чистой сухой одежде и ботинках. В те первые дни Фриц с тревогой поглядывал на старших, не таких крепких заключенных, особенно на отца. Долго им было не продержаться.