Джереми Дронфилд - Мальчик, который пошел в Освенцим вслед за отцом

Тини сидела у стола, за которым когда-то собиралась вся ее семья. «Любимый мой Курт, – писала она, – я очень счастлива, что у тебя все хорошо. Мне очень интересно все, что касается твоих школьных каникул. Представляешь, я тебе даже немного завидую; здесь у нас никуда больше не выйдешь… Как бы мне хотелось быть сейчас вместе с тобой! Нам совсем не оставили никаких развлечений…» [214] Тини Кляйнман, письмо Курту Кляйнману, 15 июля 1941, DKK.

Ограничения в отношении евреев стали еще строже, когда в мае вышла декларация, расширившая предыдущие законы: евреям запрещалось посещать все театры, концерты, музеи, библиотеки, спортивные учреждения и рестораны; ходить в магазины и вообще что-то покупать они могли только в строго отведенное время. Сидеть на скамейках в парке им нельзя было уже давно, теперь же для них вообще закрыли туда доступ. Декларация вводила и новые правила: евреям запрещалось выезжать из Вены без специального разрешения, а также любым способом обращаться к правительству. Распространение слухов о переселении и эмиграции жестоко каралось [215] Приказ от 14 мая 1941, цитируется по Gold, Geschichte der Juden , сс. 106–107. .

Тини до сих пор не прекратила попыток отправить Герту и Фрица в Америку. Но теперь это было еще сложней, чем раньше. Вскоре после отъезда Курта Португалия закрыла проезд по территории страны из-за большого количества эмигрантов, скопившихся в Лиссабоне, а в июне президент Рузвельт остановил перевод средств из США в европейские страны, отчего резко сократилось финансирование агентств по делам беженцев [216] Cesarani, Finlal Solution , c. 443. . В первой половине 1942-го только 429 венским евреям удалось выехать в Соединенные Штаты, в то время как визы дожидалось 44 000 [217] Rabinovici, Eichmann’s Jews, c. 136. . Затем, в июле, американские иммиграционные власти объявили недействительными все письма о поддержке [218] Cesarani, Final Solution , c. 418. .

Планы Тини рухнули. Но она не оставляла попыток. Это вымотало ее до предела; порой тоска захлестывала с такой силой, что она не могла подняться с кровати. В последнее время много соседских семей получило новости о смерти своих мужчин в Бухенвальде, и всех их довели до самоубийства, заставив броситься на линию караула. Каждый день Тини ждала, что ей сообщат то же самое про Густава и Фрица. Она волновалась, как справляется муж с тяжелейшей работой, которую им приходилось выполнять. «Он ведь уже не молод, – писала она. – Как же он это выносит?» [219] Тини Кляйнман, письмо Курту Кляйнману, 5 августа 1941, DKK. Каждый раз, когда письмо из лагеря задерживалось, она впадала в панику. Так она жила и боролась, не желая отказываться от надежды отправить хотя бы Герту в безопасное место. С учетом того, какие крохи они с дочерью зарабатывали, необходимые налоги, взносы и взятки им все равно было не потянуть. Ненадолго она устроилась в бакалейную лавку, но ее вскоре уволили, потому что как еврейка она больше не являлась гражданкой страны.

«Жизнь с каждым днем становится все грустнее, – писала она Курту. – Но ты наше солнышко и наш счастливчик, так что пиши почаще и во всех подробностях… Миллион поцелуев от твоей сестры Герты, которая всегда помнит о тебе» [220] Тини Кляйнман, письмо Курту Кляйнману, 15 июля 1941, DKK. .

Судья Барнет немедля определил Курта в школу, хоть тот пока и не говорил по-английски. Язык он схватывал на лету, во многом благодаря помощи Руфи, племянницы Барнетов, которая приехала к ним на лето.

Руфи только что окончила колледж и нашла работу учительницы в Фейрхейвене, на другой стороне дельты. Каждый день, когда Курт возвращался домой из школы, Руфи занималась с ним английским. Она была отличной учительницей, ласковой и доброй, и Курт ее очень полюбил; со временем она стала ему как сестра, заменив Эдит и Герту. Кузен Дэвид из соседнего дома превратился в младшего брата, и он обращался с ним в точности как когда-то с ним Фриц.

В те первые месяцы Курта фотографировали для местной газеты, приглашали на радио, а когда он в июне окончил четвертый класс, учитель поставил его в самый центр первого ряда на общем классном снимке. В первое лето, когда он еще только привыкал к жизни в Америке, его отправили в Камп-Авода, летний лагерь, основанный Сэмом и Филом Барнетами, куда принимали еврейских мальчиков из небогатых городских кварталов и наставляли их в традиционных иудейских ценностях.

Лагерь располагался среди деревьев, на берегу озера Тиспаквин, между Нью-Бедфордом и Бостоном, и представлял собой группу удобных деревянных домиков, окружавших поле для бейсбола. Курт отлично проводил время, занимаясь спортом и купаясь в теплом мелком озерце; в Вене они прыгали в Дунайский канал, обвязавшись веревкой, другой конец которой кто-то обязательно держал, здесь же он наконец по-настоящему научился плавать. Выпади Фрицу возможность увидеть Камп-Авода, он наверняка напомнил бы ему земной рай, описанный Макаренко в Педагогической поэме .