Малыш, как узнал Курт, был Дэвидом, сыном младшего брата судьи Барнета Филипа, который жил в соседнем доме. Вместе они составляли одну большую семью. В следующие несколько недель Курт быстро и легко в нее вписался. Дядя Сэм – так Курт стал называть судью Барнета – сбросил свою напускную мрачность и оказался настолько добродушным и гостеприимным, как только можно было желать. Ни разу Курт не почувствовал себя не на своем месте в его доме. Годы спустя он осознал, насколько ему повезло; мало кто из детей-беженцев оказался в подобных условиях. Многие попали в недружелюбное окружение и страдали от антисемитских или просто враждебных выпадов во дворе или в школе. Получше узнав Нью-Бедфорд, Курт обнаружил, что Барнеты были предводителями городской еврейской общины, принявшей его с распростертыми объятиями.
Семья Барнет относилась к консервативным иудеям [204] За пределами Америки консервативный иудаизм принято называть «масортим».
. До этого Курт был знаком с необременительными иудейскими традициями в своей семье, для которой синагога и Тора не имели особенного значения, и со строгими ортодоксами, часто встречавшимися среди жителей Леопольдштадта. Консерваторы – которые в политике отнюдь не всегда были консервативны – находились где-то посередине; они считали необходимым соблюдать древние иудейские традиции, ритуалы и законы, но отличались от ортодоксов тем, что признавали: Тора написана человеческой рукой, а законы иудейства эволюционировали в соответствии с потребностями людей.
В Нью-Бедфорд пришла весна, и деревья, обрамлявшие улицы, зазеленели. Если посмотреть вверх, можно было представить, что идешь по Хаупталлее в Пратере и что ничего не было – ни прихода нацистов, ни развала семьи. Курт уже чувствовал – не скучай он по матери и отцу, по Фрицу, Герте и Эдит, и не разделяй их такое громадное расстояние, – что почти нашел для себя новый дом.
Никто не знал причины, по которой был убит Филипп Гамбер, но все слышали об обстоятельствах его смерти. Эсэсовцам не требовалось оправданий для насилия: плохое настроение, похмелье, дерзкий взгляд заключенного в сторону охраны или просто садистский импульс. Когда сержант Абрахам толкнул Филиппа Гамбера на землю и убил, очевидцам запомнилась лишь его жестокость, да еще то, какие страшные последствия это сулило им самим [205] Во всех описаниях этого убийства (дневник Густава Кляйнмана, Эмиль Карлбах, Герберт Миндус в Hackett, Buchenwald Report , сс. 164, 171–172; Erich Fein and Karl Flanner, Rot-Weiss-Rot in Buchenwald (1987) нет упоминаний о том, что спровоцировало эти действия.
.
«В лагере снова неспокойно», – писал Густав. В те дни он редко вынимал свой дневник из тайника. Последняя запись был сделана в январе 1941-го, когда они расчищали снег. С тех пор наступила весна. За прошедшие месяцы настроение заключенных заметно изменилось.
В конце февраля в лагерь прибыла колонна из нескольких сотен голландских евреев. В Нидерландах происходили ожесточенные столкновения между доморощенными нацистами и еврейским населением, и в Амстердаме разразилась большая стычка, в которой нацисты пострадали от рук молодых иудеев. Эсэсовцы схватили четыреста из них в качестве заложников, вызвав волну забастовок, парализовавших доки и спровоцировав открытое противостояние между бастующими и СС. В конце месяца 389 еврейских заложников перевели в Бухенвальд [206] Cesarani, Final Solution , c. 317; Stein, Buchenwald, cc. 81–83; Фриц Кляйнман в Gartner and Kleinmann, Doch der Hund , cc. 77–79.
. Некоторых поместили в 17-й блок, и Фриц провел с ними немало времени. Вместе с друзьями они пытались научить голландцев правильно вести себя с охраной, но те не желали приспосабливаться. То были сильные, непреклонные мужчины, которых не так легко оказалось сломить, и эсэсовцы обращались с ними с беспрецедентной жестокостью. Всех их определили в карьер, таскать камни, и в первые пару месяцев около пятидесяти были убиты. Решив, что так с голландцами не справиться, эсэсовцы отправили выживших в лагерь Маутхаузен, славившийся бесчеловечным обращением с заключенными. Ни один из них не вернулся.
Сопротивление голландцев пробудило дух недовольства, и его градус продолжил расти и после их ухода. Когда был убит Филипп Гамбер, среди арестантов началось брожение.
Как и Густав, Филипп был венцем и работал в транспортной колонне, но в другой команде, под началом надзирателя по фамилии Шварц. В ней же состоял его брат Эдуард. Филипп и Эдуард до Аншлюса работали продюсерами. Непривычные к физическому труду, они тем не менее три года продержались в Бухенвальде. В тот злосчастный весенний день их команда доставляла стройматериалы на одну из площадок. Сержант Абрахам, один из самых жестоких и печально известных блокфюреров в Бухенвальде, тоже был там [207] Герберт Миндус (в Hackett, Buchenwald Report , сс. 171–172) утверждает, что Гамбер состоял в строительной команде, и предполагает, что убийство произошло на месте строительства гаражей для СС. Однако его воспоминания были записаны четыре года спустя, в то время как дневник Густава Кляйнмана современный и, вероятно, более точный, хотя и не такой подробный; Густав утверждает, что Гамбер был в транспортной колонне (см. также Fein and Flanner, Rot-Weiss-Rot , с. 74) и что все случилось на месте разрытой части здания, которое занимал экономический отдел. Некоторые свидетели (Stein, Buchenwald , с. 288) датируют происшествие концом 1940 года; на самом деле это было весной 1941 года.
. Что-то – неосторожный взгляд Филиппа, какая-то неловкость, может, уроненный мешок цемента или что-то в его внешности и движениях – привлекло внимание эсэсовца.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу