Чжан Мэн-лян - Годы бедствий

— Чжан Сяо-ма! — неожиданно громко крикнул Длинноносый.

Мысли Сяо-ма в это время действительно были далеко от исправительного дома. Познав на собственной шкуре здешние порядки, он мечтал о том, чтобы у него выросли крылья и он смог бы улететь из этого ада. Затем он вспомнил отца, мать, сестренок. Громкий окрик учителя заставил его вздрогнуть и вскочить с места. Длинноносый протянул в его сторону указку и начал строго выговаривать:

— Ты не слушаешь мой урок, сейчас я велю тебе читать наизусть и писать. А если будешь отвечать плохо, я поставлю тебя на колени.

Выслушав нотацию, Сяо-ма сел.

— Встать! — закричал на него Длинноносый. — Я не разрешал тебе садиться!

Сяо-ма вскипел и хотел было резко ответить, но сдержался, ругнулся про себя и встал. А Длинноносый тем временем открыл учебник, прочел из него одну фразу и написал на доске большой иероглиф «тянь» — «небо». Обернувшись к классу, он сказал:

— Повторяйте за мной: т-я-н-ь!

— Т-я-н-ь!

— Т-я-н-ь! — так тянули полчаса.

Затем прозвучал сигнал окончания занятий, и Длинноносый, радостно захлопнув учебник, тут же выбежал из класса. Ученики за весь урок так и не выучили ни одного иероглифа. Лю Те, выглянув за дверь и убедившись, что учитель уже достаточно далеко, показал в его сторону язык:

— Тянь, тянь!.. Длинноносый! Пошли в столовую! — он взял Сяо-ма за руку и потянул его за собой. — Пошли, плюнь ты на него! — и они выбежали из класса.

Длинноносый вел все уроки спустя рукава, совсем как те рыбаки из пословицы, что «три дня ловят рыбу, из них два — сушат сети». Иногда он учил чему-нибудь ребят, а чаще просто отменял свои уроки. Однако впоследствии, опасаясь, что ученики будут в это свободное время баловаться, придумал следующее: он каждый день приказывал старосте вести ребят на какую-нибудь тяжелую работу — чистить уборные, перетаскивать камни и тому подобное. Дети и так были изнурены непосильной работой и недоеданием, а тут еще добавились дополнительные мучения. От такой жизни многие из них были до того истощены, что от них остались только кожа да кости. Дети стали чаще заболевать. Некоторые падали от изнеможения прямо во дворе и начинали харкать кровью. У Длинноносого это вызывало только смех:

— Ха-ха-ха, вот это здорово! Заболел — значит сэкономил на еде, подохнешь — еще сэкономим на врачах, да и хулиганить не сможешь. А я свои нервы сохраню!

Только Сяо-ма вслед за Лю Те вбежал на задний двор, как его сзади кто-то окликнул:

— Чжан Сяо-ма! — он обернулся и увидел старосту Чжао Сэня.

Чжао Сэнь был парнем неискренним и скрытным. Детей, которые не знали его, он мог напугать до полусмерти, но те, кто хорошо его изучил, считали, что он просто-напросто «бумажный тигр» [42]. Однако его положение старосты давало ему большие права, и поэтому никто не осмеливался выступать против него. Он жестоко избивал ребят и особенно сильно издевался над новенькими. Когда Жирный Ван велел ему особенно строго следить за Сяо-ма, он решил придраться к чему-нибудь и избить новенького, рассчитывая тем самым подчинить его себе.

— Эй, Чжан Сяо-ма! Ну-ка, принеси воды, мне нужно ноги помыть!

Сяо-ма и не подумал подчиниться его приказу.

— Господин, — с издевкой ответил он, — я не обязан тебе прислуживать!

Чжао Сэнь опешил от такого ответа. Рядовые ученики должны прислуживать старосте — это закон исправительного дома, кто же посмеет нарушить его? Угрожающе сверкнув глазами, Чжао Сэнь закричал:

— Ты смеешь мне не подчиняться? На колени!

Тут Сяо-ма вышел из себя, сделал шаг вперед и, скрестив руки на груди, твердо ответил:

— Мои колени не так-то легко согнуть!

Разъяренный Чжао Сэнь приказал своему дружку Лю Сяо-у:

— Принеси-ка мою плетку. Я сейчас проучу его как следует!

От такой наглости Сяо-ма тоже пришел в ярость, сделал еще два шага вперед и вызывающе спросил:

— Кого это ты собираешься проучить?

— Тебя! — и Чжао Сэнь замахнулся.

Однако Сяо-ма увернулся, подскочил к старосте, крепко обхватил руками его шею и, подставив ему подножку, опрокинул на землю. Такой позор старосты вызвал громкий смех у подростков. А Сяо-ма сел на Чжао Сэня верхом и своими маленькими железными кулаками наносил ему удар за ударом. С каждым ударом он все более распалялся. «Я не лез к тебе, — думал он, — ты сам нарвался!»

Откуда Чжао Сэнь мог знать, что у Сяо-ма такие кулаки? Он только вскрикивал после каждого удара. А окружившие дерущихся мальчишки были радостно возбуждены, ибо Сяо-ма отводил душу и за их обиды. Они хлопали в ладоши, кричали «браво» и подстрекали товарища. Ван Шэн тоже давно ненавидел Чжао Сэня, но не решался вступить с ним в открытую борьбу. Действия Сяо-ма были ему весьма по душе, и он вместе со всеми выкрикивал: