Ольга Румбах - Ловля ветра, или Поиск большой любви

Конечно, Неля опоздала на работу. Примирение, с взаимными извинениями и уверениями в любви и преданности, немного слез и взаимного вытирания их, публичное надевание розовых подштанников заняло каких-нибудь полчаса. Но потом долго не было ни троллейбуса, ни маршрутки. Пришлось ловить такси. Попался обычный «левак». Неля плюхнулась на сиденье, даже не взглянув на водителя, так полна была переживаниями.

Тронулись, проехали квартал. И тут она спохватилась, что даже не сказала куда ехать. И он молчал. Как выяснилось позже, много лет спустя, — давал ей прийти в себя.

Она назвала адрес, он кивнул. И Неля стала украдкой его изучать. Как-никак девушка на выданье. И тут уж ничего не поделаешь.

Профиль хорош. Нос, кажется, немного длинноват. Но в целом спокойное, с твердыми чертами, лицо. Обыкновенное, можно сказать. Необыкновенным было это спокойствие и это молчание — именно то, что нужно женщине, когда у нее нервов много, а ума — в обрез.

Подъехали. Денег он не взял. Мягко отстранил своей теплой рукой ее руку с деньгами — холодную, подрагивающую, с перламутровыми ноготками. Улыбнулся: «Ну что вы!»

— Вы до которого? — с изумлением услышала Неля, когда неловко выскребалась из машины, стараясь не засветиться панталонами.

— Что? — переспросила растерявшись.

— Если не возражаете, я заеду за вами. Я уже вижу, что до пяти, — и кивнул на «часы работы» на дверях ее учреждения.

Ну и все. А вечером он умчал ее в весну, в просыпающийся лес, в птичий гомон, где небо — огромный купол от края и до края. И она смеялась, и полна была радостного ожидания. И замирало сердце оттого, что вот, кажется, есть у нее мужчина, или ухажер, или воздыхатель, или хахаль, — она и не знала, как его назвать.

«Фи», — сказали утром офисные девчонки, когда его «жигуленок», оставив клубы сизого дыма, исчез из вида. И она расстроилась. Ну правда, других вон подвозят на иномарках…

«Фи», — сказали они еще раз, когда узнали, что он водила…

«Кажется, водила, я и не знаю точно», — оправдывалась Неля и краснела от досады. Но это утром.

Зато теперь, на вольном воздухе, в лесу, когда его «жигуленок» ярко синел где-то внизу, а они забрались высоко-высоко, к облакам, — она была счастлива. И чувствовала себя молодой (и была молодой, да забыла об этом) и прекрасной.

Потом он скажет, что глаза ее тогда сияли как звезды. Или скажет не именно так, а как-то более сдержанно и менее вычурно. Во всяком случае, он поцеловал ее в обветренные губы. И она засмеялась, потому что сразу почувствовала доверие к нему. Ненавязчивый мягкий юмор, какая-то искренность во всем, что он делал или говорил, — все это располагало и заставляло трепетать душу: неужели он? Но выглядел он совсем не так, как она навоображала, засыпая на узком своем диване, который даже не раскладывала на ночь.

Не брюнет и, конечно, не блондин, которые вообще ей не нравились. Серый какой-то. Обыкновенный. Но душа, глупая, чему-то радовалась, и пела, и смеялась.

Они дико проголодались. Доехали до ближайшего придорожного кафе. Ели пельмени, пили вино. Разговаривали. Потом сели в машину, припаркованную где-то за шлагбаумом. И вдруг обступила их звенящая тишина, которую она испугалась, не могла вынести. Он положил руку ей на колено, как раз туда, где пряталась под юбкой резинка рейтуз. Розовых рейтуз!

Реакция была мгновенной и, пожалуй, даже неадекватной.

Кажется, она попыталась влепить ему пощечину, но в машине это неудобно. Он поймал ее руку, поцеловал.

— Прости, — сказал смущенно, — я что-то действительно слишком тороплюсь. Просто…

Он не сказал, что именно «просто». И потом, в их долгую супружескую жизнь, ей пришлось привыкнуть к тому, что он замолкал на самом интересном месте.

Всю обратную дорогу они молчали. Были пресыщены впечатлениями, полны до краев и не особенно нуждались в разговоре. Мелькали по обочинам дороги густо насаженные села, слепили глаза огни пробегающих фонарей, потом в салоне снова становилось темно и таинственно.

— Может быть, все же ко мне, — неуверенно и с каким-то, непонятным ей тогда, оттенком спросил он уже у подъезда ее дома.

— Нет! — резко сказала она и хлопнула дверью, не спросив, увидятся ли они еще.

«Ну, тогда я тебя уже просто испытать хотел, — неохотно пояснил ее, к тому времени уже седой, муж — все же нечасто встречаются девушки, умеющие так решительно говорить "нет". Тогда я сразу решил: моя!»

А она ему про материны розовые панталоны, которых так стыдилась и которые в итоге составили ее счастье, так и не рассказала. Постеснялась. А ведь как знать, будь на ней тогда призывно кружевное белье и никаких панталон, может, и рассказывать-то сейчас было не о чем.