Юрий Бедзик - Этаж-42

Собственно, ему ничего не было ясно. Если Виталька дуется из-за его поездки с Гурским, то это не повод для ссоры. Каждый едет куда хочет, черт побери! Да в конце концов, можно и объясниться. Друг же…

— Послушай, дружище, — снова заговорил Петр, пристально глядя на товарища. — Мог бы, по крайней мере, поздороваться.

— Привет, старик. Видишь, читаю, — ответил Виталий, глядя в книгу.

— А я думал, лапти плетешь. Ну, и что же там поделывают твои положительные герои?

Виталия даже всего передернуло от возмущения. Он захлопнул книгу и бросил Петру:

— Слушай, малыш, погулял и ложись бай-бай.

— Выспаться я успею, да ты что-то кипишь. Если из-за Гурского, то напрасно.

— Может, и из-за Гурского.

— Вот и дурак.

— Не совсем. — Виталик сел, расправил плечи. — Не понимаю я тебя, Петруха. Вроде ты и с нами, и не с нами. Конечно, с начальством надо осторожно… Гурский — дядя крутой, с характером… Но ведь мы и сами с усами.

Петр развязал галстук, расстегнул кремовую рубашку, принялся стелить постель.

— А у меня другое мнение, — бросил он через плечо. — Не хотите вы меня понять. Для бригады стараюсь, ради всех в петлю лезу.

— В петлю? — язвительно произнес Виталик. — С Гурским на пикник в лес — это называется «петля»! Хлопцы за него вкалывают, а он коньячок попивает. Тосты там всякие за Максима Каллистратовича поднимает.

— Идиот! — крикнул Петр, возмутившись, и сразу же понял, что возмутился не оттого, что Виталик его упрекнул за поездку, а оттого, что услышал неприятную правду. Действительно, были тосты. И за Максима Каллистратовича, и за него. Внезапно его словно пронзила догадка. — Кто за меня вкалывал? Ты постой… Ты это что?..

Виталик округлил глаза и не столько с укором, сколько с удивлением произнес:

— А ты не знаешь! Ребята почти всю ночь гнули горб. В четвертом часу утра закончили.

В комнате было душно. В открытое окно доносился беззаботный девичий смех, шум проносившихся машин. Виталик глянул на Петра.

— Завтра ребята хотят потолковать с тобой кое о чем, — произнес равнодушным тоном. — Вроде бы трибунал чести. Очень просили, чтобы ты на пару часов отложил свои общественные дела.

Петр ничего не ответил. Сорвал одеяло, разделся и бросился на прохладную постель.

Утром Петра вызвали на комбинат, где проводилось совещание актива. Он уже был известен как активист, и приглашением его не обходили. Поэтому на собрание бригады он явился, когда первая смена почти закончила работу. Возле бытовки столкнулся с Найдой. Тот разговаривал с прорабом, был чем-то озабочен и даже сердит. Возле дома стоял панелевоз, и с него краном выгружали внутренние стены.

Виталий, увидев Петра, тут же отозвал его в сторону:

— Все в ажуре! — проговорил он с таинственным видом. — Комиссия приняла на «отлично». Но приедут еще из управления и парткома. Будет и Гурский.

— Трибунал чести, так сказать.

— Не лезь в бутылку, — мягко остановил его Виталик. — Все на высшем уровне! Будут говорить о наших достижениях. Может, коснутся и тебя.

Значит, разыгрывался придуманный Гурским спектакль, хитрая интрижка, о которой он предупреждал Петра еще в автобусе. Вот и наступило время решать. Нет, не решать… Выполнять приказ Гурского, принять его предложение и стать бригадиром вместо… «Подлость, подлость!» — обожгло душу Петра. Хоть сто комиссий, хоть сто угроз, Петр не даст обидеть Батю. Ишь, что надумал этот умник. Чужими руками сводит счеты с Алексеем Платоновичем… Он уверен, что Петра можно купить, можно загнать в угол. Но ничего у вас, дорогой Максим Каллистратович, не выйдет. Напрасно стараетесь!

Были, правда, и другие мысли. Они будто и не мыслями были, а каким-то облачком, тенью или дымкой. Представилось, как он, Петр, входит в директорский кабинет, как шепчутся по углам завистники: «Бригадир… Смотрите, новый бригадир…» Майя тоже позвонит: «Поздравить можно?» И Полина пожмет руку… И хлопцы встретят почтительным приветствием… Но он тут же прогнал эти подленькие мысли.

Из бытовки вышел Найда, и Петр, стоявший возле панелевоза, невольно опустил голову. Его будто обожгло горячей струей пара. Найда взял Петра за руку:

— Ничего, не переживай… Я тебе эту ночь прощаю. Но пусть это будет уроком. Всем нам уроком! — И быстро пошел прочь.

В четыре часа, когда закончилась первая смена, рабочие стали собираться в прорабской. Появились и товарищи со второй смены. Одинец предложил избрать президиум. Назвали Непийводу и крановщика Митюхина. Люди были молчаливы, сдержанны, лишь изредка перекидывались словом. Звено Петра Невирко устроилось особняком. Минувшая ночь была у всех в памяти, будет разговор и о ней, нечего мозолить глаза.