Юрий Бедзик - Этаж-42

Ночь была долгая и беспокойная. Мозг напряженно работал, восстанавливая в памяти мельчайшие подробности ночного происшествия. Петр упрямо закрывал глаза, стараясь уснуть, но сон не шел. Забылся только под утро, но это был не сон, а какое-то забытье — тяжелое и дурманящее. Проснулся позже обычного от яркого солнечного света и сразу ощутил тупую, ноющую боль в голове. Вспомнил вчерашний вечер и мерзкую историю с цементом. Может, этого совсем и не было! Может, все приснилось! Нет, боль давала себя знать, а в памяти всплывала безмолвная стена леса, темные крыши дачного поселка, силуэты людей у высокого забора.

Сегодня была суббота. Виталика уже не было. На столе Петр нашел записку, в которой Виталик писал, что он с ребятами поехал катером на Жуков остров. Петр должен быть у причала не позднее десяти.

Прочитав записку, Петр бессильно опустился на край кровати, посмотрел в окно, и его вдруг охватила глубокая, безысходная тоска. Все это было на самом деле, было, было… Все случилось так неожиданно и нелепо. Его обманули как мальчишку, обвели вокруг пальца. Он думал, что это для Бовы и, стало быть, для стройки и, конечно, вполне законно, то есть по документам, по накладным… Неужели Гурский мог пойти на такую подлость? Не хотелось верить. Может, это дело рук Львовича? Может быть, и Гурского, как Петра, обманули, ввели в заблуждение?

Взгляд снова упал на записку, и Петр подумал о ребятах. Сейчас все они там, у причала: Саня, Виталик, Жорка. На Жуков остров часто ездили шумной, веселой компанией, брали с собой еду, удочки, волейбольный мяч. Стоят, наверное, и ждут его. Нет, не поедет он с ними. Неудобно. Наверное, ребята обиделись за вчерашнее, за то, что не вернулся на стройку, оставил их одних в такой ответственный момент. Без него добивали последние рекордные метры бетона. И если успели — без него пускай и отмечают это.

С досадой сжал в руке записку. И вдруг вспомнил другое приглашение. Как он мог забыть? На днях ему позвонила Полина и сообщила, что в субботу намечается поездка в лес всего большого управленческого аппарата. Он обрадовался ее звонку, ее голосу. Она передала ему просьбу Гурского — начальство хочет видеть его на природе… Полина, наверное, будет ждать его. Он представил себе людей, собравшихся у конторы, одетых по-весеннему, сбросивших с себя домашние заботы и утомительные служебные дела, веселых и радостных в предвкушении предстоящей поездки.

Подошел к зеркалу. Лицо серое, какое-то чужое. На щеке и лбу ссадины. Провел рукой по голове. «В таком виде? Что подумает Полина? Как ей объяснишь?..»

И опять, как холодная волна, накатилось воспоминание о вчерашней ночи. Ведь там будет Гурский… Нужно ехать. Нужно все немедленно выяснить. Все поставить на свои места. «Еду! — твердо решил Невирко. — Я должен знать правду!»

— Ты какой-то странный сегодня, — сказала ему в автобусе Полина. И когда управленцы расположились на обрывистом берегу реки, внимательно глянула на Петра и со смешанным чувством удивления и жалости провела рукой по его лбу. — Господи, да ты дрался, что ли? Или упал? Что с тобой, Петя?

— Чуть не упал, Поленька, — невесело ответил Петр и, нахмурившись, опустил голову. Рассказывать правду Полине не хотелось.

Полина была на диво хороша. В темно-синем платьице, русые волосы слегка взбиты. Стройная, задумчивая, она держалась скромно, будто чувствуя, что в этом обществе она не совсем свой человек. Главный инженер относился к ней подчеркнуто официально и, казалось, таил на нее обиду. Возможно, причиной тому была ее дружба с Петром. Полина почувствовала это уже давно, еще с тех пор, как Невирко поссорился с Майей, и поэтому в присутствии Гурского постоянно испытывала неловкость и смущение.

Пиршество на лоне природы удалось на славу. Было сказано много хороших слов и пожеланий. Гурский был мастер произносить тосты, всячески превозносил своих подчиненных и сослуживцев. Он говорил о том, что здесь находится управленческий состав — мозг комбината, который движет всем и ведет их коллектив к вершинам технического прогресса. Но есть тут и такие… — он внезапно отыскал глазами Петра, — кто собственными руками творит этот прогресс. И о них тоже следует вспомнить, может даже в первую очередь. На ветру, в зимнюю стужу и в зной они возводят стены домов, от них зависит добрая слава комбината.

Петру трудно было выдержать взгляд Гурского, и он невольно опустил голову. Все пережитое им вчера так не вязалось с этой широкой, дружеской улыбкой Максима Каллистратовича, было столь нелепым и почти нереальным, что он вдруг, забыв на какой-то миг о своей решимости вывести Гурского на чистую воду, тоже улыбнулся и поднял свой стакан.