Юрий Бедзик - Этаж-42

Вот и дом Найды, сложенный из красного кирпича, с острой крышей, с маленькими окошками, с двумя крылечками по обе стороны. Во дворе на козлах опрокинутый скутер, днище тщательно прошпаклевано, покрашено, вокруг желтеют на земле стружки, какие-то дощечки, рейки. Все это смастерил сам Алексей Платонович, он завзятый рыбак, любит Днепр, любит в одиночестве порыбачить где-нибудь у крутого берега, когда утренняя заря только разгорается, бросая первые алые отблески на речную гладь. Нынешним летом побывал Найда со своим корабликом даже на Черном море — получил специальное разрешение на проезд через все плотины и шлюзы. Вот уж натешился красотой и сердце свое малость подправил.

Ольга Антоновна задержалась у ворот, хотелось продолжить разговор. Знала: пройдет Алексей Платонович на половину Климовых — и не увидишь его до завтра. Стесняется ее, что ли.

— Сегодня хлопцы были не в форме, — проговорила она, лишь бы что-то сказать. — Петро сердитый, на всех кидается. Слышала: Виталий хотел его развеселить, да все напрасно.

Найда рассказал про случай с цветами, которые принес Саня Маконький. Грубо, нехорошо поступил Петр. А ведь такой деликатный с товарищами, всегда готов сделать для них доброе дело. Когда были в Лейпциге, он все свои марки и пфенниги истратил на подарки. Купил какие-то особенные очки для Сониной матери. Витьку Коржа модными галстуками одарил. Бескорыстный парень. Когда вышел на соревнование с Крайзманом и ему дали в помощь немецких рабочих, посмотрела бы ты на его лицо! Небось думал: где мои ребята? Что я без них могу? Ведь я с ними — одно целое.

— И все-таки победил? — удивленно спросила Ольга.

— По-разному бывало, — ответил Найда. — Юрген тоже сильный мастер. У них хорошо с ритмом, точнее стыковка получается. Но наших темпов они не выдерживают.

Алексей Платонович мог бы рассказать еще и не такое: однажды во время монтажа началась гроза, хлынул ливень, засверкали молнии. Светопреставление, да и только! Немцы сразу же в укрытие, дескать, не положено, опасно, бетон скользкий, техника безопасности и прочее… А Петро продолжал вкалывать дальше, и его подручные остались с ним, не изменили своему новому бригадиру. Три часа выиграли. Правда, риск был, но они выиграли. Эти три часа Петру зачлись как особая заслуга. Крайзман заметил: самый лучший способ проявить мужество — это строить дома при любой погоде.

Бригадира беспокоил молодой монтажник Невирко, его сердечные дела, которые тот никак не мог наладить. Отсюда — раздражительный тон, срывы… даже на работе.

— Не знаю, как вы, Алексей Платоныч… — тихо сказала Ольга, — но я рада, что у него так получилось.

— С Майей?

— Да. Девчонка взбалмошная, любит, чтобы парни за ней увивались.

— А какая девушка этого не любит?

— Всему есть мера. Надо, чтобы по-хорошему, разумно.

— Какой там разум в любви! — воскликнул Найда и застыдился. — Он в Лейпциге письмо Майе написал. Сидели как-то в номере, он меня спрашивает: посылать или нет? Написал, что тоскует, готов ей все простить, только бы откликнулась.

— И вы, конечно, отсоветовали?

— Ясно, отсоветовал.

— Правильно! Ничего не выйдет у них хорошего, — бросила Ольга. — Да и ни к чему это сейчас Петру. Он ведь на заочном. Ночь просиживает над конспектами.

— Инженер из него выйдет хороший. Показывал мне проект дома в сорок два этажа.

— Сорок два? — даже всплеснула руками Ольга.

— Крайзман подкинул ему такую задумку, вместе кумекали над ней, — гордясь своим звеньевым, сказал Найда. — Диплом будет защищать по этому проекту.

Стояли у ворот, чувствуя себя неловко, так, будто не знали, кто же тут, собственно, гость, а кто хозяин и кому первому уступать дорогу. Наконец Ольга Антоновна решилась, прошла к веранде, поднялась на ступеньки, отперла дверь. Найда остановился у ступеней внизу.

— Зайдите, Алексей Платоныч, — пригласила его несмело. — Сейчас в садик сбегаю за Наталочкой, а Марина еще на продленке в школе.

Он колебался, стоял в нерешительности.

Тогда Ольга взяла его за руку и с чувством сказала:

— Почему вы не хотите зайти в свой дом?.. Загляните, Алексей Платоныч. Дети вам будут рады.

Преодолевая смущение, сжала его большую сильную руку. А глаза говорили: зайди, побудь с нами… Но повторить приглашение она не решилась — и так уж наболтала немало, негоже женщине так открываться перед мужчиной.

А он надеялся, что она еще предложит ему зайти. Готов уже был согласиться заглянуть на минутку. Ведь это его дом. Все вещи его тут, и рубашки, и чертежи, и книги. Как привез Ольгу с девочками из Шполы, где она жила после развода с мужем, так все и оставил тогда. Взял одеяло, простыни, носки и — живите себе на здоровье, а он пока будет у Климовых. «И не тревожьтесь, Оленька! Считайте, что мой дом — ваш. Мне много не нужно». А она, тронутая его великодушием, только кивала головой и с трудом сдерживала слезы.