Натан Энгландер - Ужин в центре земли [Литрес]

Рядом возникает один из команды с огромным фонарем, которым он светит наружу, в темноту. Z видны черные трубки планширя, скользящие в их сторону.

Брошен конец, спущена лестница.

Z, как было велено, подходит к официантке – на ней джинсы поверх бикини, плечи от вечерней прохлады закутаны в то самое одеяло.

Они стоят вместе, его рука, скользнувшая под одеяло, прижата к ее голой спине, а ее отец тем временем подает руку человеку в моторке, помогая ему подняться на борт.

Странно, думает Z, что он поднимается сюда, – ведь, наоборот, они должны были бы спуститься к нему. И еще странней то, что этот очень крупный человек в ветровке чрезвычайно похож на того официанта в парижском ресторане. Словно все дюжие ребята в ресторанном сервисе на одно лицо.

Осознавая ужас того, что он видит, Z хочет что-то сказать официантке, которая стоит рядом, уже не покрытая одеялом, – оно упало на палубу.

Не успев открыть рот, он замечает, что она держит мокрый на вид мешок из грубой ткани, ворсистый и потертый. Он пытается понять, откуда этот мешок вдруг у нее взялся, и думает, что, видимо, он все время тут лежал под одной из бухт каната.

Z смотрит на верзилу гугенота, который говорит с отцом официантки на иврите и держит пластиковые стяжки, пригодные в качестве наручников.

– Видишь? – обращается Z к официантке, и теперь он тоже перешел на иврит, понимая, что его возлюбленная владеет этим языком отлично. – Говорил же тебе. Я профессионал. Я сразу его приметил. И даже с отцом твоим – я подумал, он слишком молодо выглядит и как-то не по-отцовски на тебя смотрит, что-то в нем не так. Я все вижу насквозь.

– Но меня ты насквозь не увидел, – замечает официантка. – Обманулся.

– Может быть, в твоем случае я рад был обманываться.

– Очень мило. Романтично. Но все-таки у тебя вышел полный облом. Фашла мин га-фашлот. Прокололся знатно.

– Неужели я не заслуживаю похвалы за то, что засек в Париже этого типа?

Он показывает подбородком.

– А тебе не приходит в голову, что ты и должен был его засечь?

Официантка дает Z время сообразить, что к чему. Гугенот, оглядев палубу, показывает на часы, и человек, который не приходится официантке отцом, торопит ее:

– Ну, Шира!

Шира кивает и показывает Z на стул, который вдруг возник ниоткуда, словно по волшебству. Z садится на него, задаваясь вопросом, что будет, посмей он дернуться, как далеко он сможет уплыть. Пытается представить себе, что отшвыривает стул и сигает в воду через борт.

– Если даже занести Париж тебе в актив, – говорит официантка, – если даже признать, что ты зорко приметил его тогда в ресторане. Как быть с тем, что ты проморгал все остальное и оказался здесь?

– К сожалению, в шпионском деле многое зависит от чутья, – говорит он. – А оно сбоит иногда.

Официантка, похоже, принимает этот довод, и Z, хотя он был бы не прочь еще порассуждать на эту тему, спрашивает:

– А ресторан на берегу?

– Да, он существует. И правда великолепный. Жемчужина.

– А принц Чарльз?

– Действительно его любит. Это не выдумка.

Z смотрит на мужчин, те смотрят на него, а он оглядывается на официантку, которая скользнула ему за спину, и на воду позади нее.

– Средиземное море, – говорит он. – Красивое – даже сейчас.

– Эта часть, – поправляет его она, – называется Тирренское.

Z делает долгий, глубокий вдох, вбирает в себя морской воздух, а затем поворачивается вперед. Глядит вверх, на бесполезный ломтик луны, не освещающий ничего, глядит в темноту, которую можно, пожалуй, назвать кромешной. Но, конечно, этот мрак – ничто. Ничто в сравнении с тем, каково ему становится, когда возлюбленная надевает ему на голову мокрый мешок, ничто в сравнении с непроницаемой тьмой, которая на него опускается.

2014. Граница с Газой (со стороны Израиля)

По утрам Шира обходит кибуц. Оставляет позади кафетерий, лазарет и прачечную, дальше – теплицы, где работают тайцы. Идет мимо кладбища для громадных шин и для останков тракторов, торопливо минует фабрику, которая выпускает упаковочный пенопласт и воздушно-пузырьковую пленку, благодаря чему эта сельскохозяйственная коммуна держится на плаву.

Сделав круг и вернувшись к своему арендованному домику, задерживает восхищенный взгляд на адениуме – на крепкой, выносливой розе пустыни, на розе, которая упорно лезет вверх вдоль выжженной солнцем стены. Напротив детский сад, и Шира медлит у своей двери, завороженная безупречной совместимостью несовместимого. Для детей возведено укрепленное бетонное строение, похожее на бункер, готовое принять прямой удар. Двери широко открыты, и внутри две воспитательницы учат малышей пению.