Это ведь она не раз его предостерегала: «Никогда ничего не кради. А если все-таки украдешь, не попадайся. Ты как убийца выглядишь, когда чувствуешь себя виноватым. Даже если ты ничего не сделал, тебя повесят за такое лицо».
Он хочет поделиться этим воспоминанием с официанткой, но ему как-то стыдно, и он говорит ей о другом:
– Когда нас учили контрнаблюдению, у нас была великолепная инструкторша, которая постоянно, как бы хорошо мы ни справлялись, была нами недовольна. Она всегда говорила: «Когда обучаешь евреев шпионажу, самое трудное – это добиться, чтобы вид у них был не такой виноватый. Менее нервный народ мог бы и впрямь, как воображают себе антисемиты, овладеть миром».
Они едут себе по шоссе без малейших помех. Погода прекрасная, стекла в машине опущены, и после двух часов езды Z удается перестать подскакивать при каждом гудке или звуке сирены, перестать сжиматься при виде машины, сворачивающей в их ряд, и он начинает хотя бы внешне напоминать человека, который успокаивается.
Они беспрерывно слушают радио, подпевают классическим американским песням восьмидесятых и таким французским хитам, как «Ella, elle l’a».
За первые четыре часа они пару раз останавливаются купить воды и шоколада, помочиться и заправиться, запастись сигаретами, чтобы курить в пути от нечего делать. Километраж растет, гладкая дорога тянется, день развертывается, и граница все ближе.
На подъезде к ней Z чувствует, что мышцы шеи свело судорогой, все тело напряглось. Официантка протягивает руку и мягко похлопывает его по колену. Нежно воркует ему, как ребенку или собаке. Z делает вдох и задерживает воздух в груди.
Они въезжают в Италию так, будто границы нет вообще, их паспорта покоятся в карманах, ее ступня лежит на педали газа.
2014. Иерусалим
Рути заставляет своего ленивого сына притащить снизу, с пустого клочка земли, поросшего сорной травой, ржавую ванну. Затем по ее указанию охранник проделывает в ванне снизу дыры для дренажа и красит ее снаружи в приятный и помогающий от сглаза голубой цвет. На балконе для нее есть отличное место прямо у двери, солнце туда попадает, но не слишком жарит.
Рути посылает сына в магазин для садоводов купить землю, удобрение и мульчу. Когда ванна наполнена и все подготовлено для посадки, она отправляет сына за помидорной рассадой, сказав, чтобы позволил симпатичному парнишке из Ирака, который там работает, самому выбрать.
Рути втыкает по колышку с каждого конца ванны и натягивает между ними веревку для опоры. Сажает растения, приминает землю, поливает их, а затем весь оставшийся день, одетая в домашний халат, наблюдает за их ростом. К ночи она уже уверена, что они стали выше. Воздух Иерусалима чудодействен для всего сотворенного Всевышним.
Охранник замечает: все, что растет в ящиках, висящих на перилах балкона, идеально подстрижено. Плитки балконного пола сияют чистотой, а вдоль стены дома по другую сторону двери от этой ванны выстроились жестянки с землей и только что посаженными маленькими растеньицами. Рядом, в трех стеклянных банках, наколотые на зубочистки и наполовину погруженные в воду, набухают и готовятся пустить в разные стороны свои буйные корни косточки авокадо.
Перед сном, выйдя на балкон покурить, охранник видит там мать, по-прежнему в халате, стоящую в лунном свете и глядящую на эту ванну. В руке у нее стакан с вином.
Охранник подходит к Рути сзади, наклоняется и кладет подбородок ей на плечо.
– Мы ведь у самого рынка живем, – говорит он. – Ты можешь там брать эти помидоры почти даром. Глупо их тут выращивать.
– Свои вкуснее.
– А если еще произнести перед едой благословение, они будут в десять раз слаще.
– Смеешься, – говорит она, – а, между прочим, так оно и есть.
– Не сходи с ума, Рути, об одном тебя прошу.
По имени он обычно называет ее, когда наглеет.
Охранник выпрямляется и зажигает свой косяк.
– И не жди, чтобы еще один премьер впал в кому. Слишком трудная это работа, чтобы браться за нее по второму разу.
– Чем мне тогда заниматься?
– Волонтерить. Или в школу возвращайся. Начни новую карьеру. Поставь себе цель, има . Смотреть за помидорами – это слишком легко.
– Кто меня возьмет сейчас, такую старую? На что я годна, кроме как ухаживать за умирающими, которые медлят с уходом?
– Что ты, что я, – говорит он. – У нас семейный бизнес.
Она смотрит на него изучающе, делая глоток из стакана, – смотрит на своего взрослого, но не расцветшего сына. Может быть, здешний воздух не все сделал, на что она рассчитывала.
Читать дальше