Они молча сидят в машине, и шофер оборачивается к ним, не скрывая раздражения.
– Тебе решать, – говорит Z официантке. – Как было обещано.
Она наклоняет голову к промежутку между сиденьями и говорит:
– Отель «Крийон».
– Ты шутишь? – спрашивает Z. – Это самый фешенебельный отель Парижа.
– Именно то, что надо. Там тебя никто не догадается искать.
Официантка, взяв командование на себя, сажает Z за столик в пышном вестибюле, а сама намерена пойти зарегистрировать их обоих. У него есть к ней вопросы, но она не проявляет желания их выслушивать. Она желает знать одно: Z хочет бодрствовать или спать? Он не понимает, и она растолковывает:
– Кофе или алкоголь?
Он выбирает кофе, и официантка заказывает ему эспрессо, а себе шампанское, после чего так уверенно отправляется брать номер, что он диву дается.
Z внимательно оглядывает вестибюль, высматривая систему и ее нарушения, стараясь увидеть отклонение или неловкость, приметить увесистые ботинки, не соответствующие костюму, засечь обмен приветствиями, подразумевающий действие, или значащий зрительный контакт между якобы незнакомцами, или нервный взгляд, украдкой брошенный на телефон, на часы. У всех ли служащих этого отеля униформа соответствует рабочему месту?
Посреди всего этого, перевозбужденный, готовый драться или драпануть, Z видит, как официантка запрокидывает голову и смеется. Он слышит ее заливистый смех на той стороне вестибюля, а тем временем им приносят напитки.
Чувствуя некоторое облегчение, Z маленькими глотками пьет кофе и закусывает крохотной печенькой в форме сердечка, лежавшей на краю блюдца. Он заставляет себя смаковать кондитерское изделие, хотя вкус у него такой, словно в нем изысканно перемешаны фисташки, сливочное масло, розовая вода и песок. Z убеждает себя – вероятно, самый безобидный обман за последнее время, – что это лакомство.
Официантка радостно идет обратно к столику, и он думает, что судьбе следовало бы поменять их местами. Она великолепно умеет переключаться, и никто, глядя со стороны, не поймет, что она от кого-то бежит. Вот она уже сидит напротив него в нелепом кресле «бержер». Залпом выпивает шампанское и, вставая, оставляет несколько монет.
– Добавят к счету, – говорит она. – Теперь пошли, будем прятаться на широкую ногу.
– Ни хрена себе, – только и может вымолвить Z. Он в жизни не видел ничего подобного. Гостиная в их номере неописуемо шикарна, как и вид на площадь Согласия.
– Прямо медовый месяц какой-то, – говорит он.
– Только вот убить хотят, а так вообще медовый.
– Это правда, – говорит Z. Он открывает дверь в спальню, и второй раз у него вырывается: – Ни хрена себе.
Потому что там не спальня, а ведущая в нее лестница.
– Пошли наверх, – зовет он ее. – Что-то невероятное.
Официантка идет с ним, не выказывая никакого удивления.
– Да, – говорит она. – Тут очень мило.
– Мы не сможем это оплатить, – говорит он. – Я не смогу. И ты не сможешь.
– Я смогу, – возражает она. – Вернее, мой папа сможет и уже оплатил. Своей картой. И прошу тебя, – она поднимает руку, видя, как напрягся Z, – не начинай эту паранойю насчет того, что он связан со мной, а я с тобой. Я сказала им, чтобы не проводили никаких платежей, пока мы здесь. – Официантка идет к окну и отводит занавески. – Мы – моя семья – всегда тут останавливаемся.
– Всегда?
– С самого моего детства.
– А я думал, ты делишь с соседками крохотную квартирку. Забыла? Без ванны!
– Так оно и есть.
– Из спортивного интереса?
– Для укрепления характера.
– Так ты из богатеев?
– Мы не любим, когда нас так называют. Это невежливо.
– Но ты из них?
– А по-твоему, я пустилась бы с тобой в бега, если бы не была? Это не для бедной девушки эскапада. Это для такой, которая не боится, что создаст своим побегом очень уж большие проблемы. Кстати, ты когда-нибудь слышал, как рядовые итальянцы говорят по-английски? Прислушайся к моей речи. В Риме такой беглый английский недешево стоит. Ты же в разведке работаешь, а не замечаешь очевидных вещей.
Z соглашается и вслух, и про себя. И опять ему приходит в голову, что им бы поменяться ролями. Официантка куда лучше справляется со всем этим, чем он.
2002. Берлин
Джошуа шлепает ладонью по ночному столику в поисках часов, затем щупает стену поверх изголовья, чтобы зажечь бра над кроватью.
– Который час? – говорит он в телефон, второй раз уже спрашивает, и ответа опять нет.
Он знает, что это Фарид, это он позвонил глубокой ночью, а теперь молчит, слишком долго молчит и тяжело дышит в трубку.
Читать дальше