Она читала записку, оставленную домработницей, и в соответствии с указаниями зажигала горелки и выставляла таймеры. Чарльз подошел к ней сзади. Вдохнул аромат духов с легкой примесью сигаретного дыма. Она обернулась, и они поцеловались, скорее страстно, чем дружески, что случалось не часто, хотя и не сказать чтобы редко. Ее глаза в контактных линзах сияли голубизной.
– Ты не поверишь, – начал Чарльз, ощущая необычайный подъем и сам себе удивляясь. Он считался человеком уравновешенным и не был подвержен перепадам настроения.
– Не поверю чему? – спросила Сью. Она вновь повернулась к плите и сунула в духовку поднос.
Сью – арт-директор в глянцевом журнале, ее профессиональная жизнь довольно-таки гламурная. Проявлять внимание к служебным обязанностям финансового аналитика, понял Чарльз, даже из вежливости не обязательно. Он никогда не рассказывал ей ничего такого, во что нельзя было не поверить.
– Ну так что там такое, Чарльз? – Она поднесла стакан к нише на дверце холодильника. – Черт, – вырвалось у нее.
Чарльз за завтраком перевел регулятор на «толченый лед».
– Ты не поверишь, что за поездка была, – сказал он: до него вдруг дошло, что человек, расстроенный из-за ледяной крошки, едва ли готов к большим переменам.
– Что у тебя с лицом?
– Ничего, просто вспомнилось. Жуть, водитель настоящий псих попался, проскакивал на красный. Заезжал на тротуары. На мосту еще пробки, а он уже сворачивает на Третью.
Домработница приготовила куриный суп-пюре. Когда сели за стол, Чарльз уставился на свою тарелку. Всего полчаса как еврей, тем не менее он чувствовал ответственность. Он слышал о неких правилах, например, что молоко есть с мясом запрещено, вот только не знал, считать ли курицу мясом или нет, а у Сью спросить не решился, боясь встретить отпор, во всяком случае сейчас, пока он еще не выработал план. Надо будет с утра позвонить доктору Бирнбауму, психологу. А может, найти раввина. Кто лучше раввина разъяснит такие вещи?
Поэтому Чарльз, истинный марран [46] Марраны – в средневековых Испании и Португалии евреи, принявшие христианство во время разгула инквизиции. Многие марраны и их потомки продолжали втайне сохранять верность иудаизму.
нашего времени, съел свою курятину как гой – при этом оставаясь евреем в душе.
На следующее утро на работе Чарльз сразу приступил к делу.
Достал «Желтые страницы» и принялся шерстить списки под рубрикой «смотри» по всей телефонной книге. Не раз и не два слово «Сион» заводило его в дом престарелых. «Второе рождение», естественно, завело еще дальше. Вернувшись к телефонной книге, он наткнулся на организацию, которая показалась ему настораживающе подходящей. Начать с того, что, судя по номеру, это где-то в районе Ройял-Хиллз, где живут преимущественно евреи.
Номер относился к Еврейскому мистическому центру перевоспитания в Ройял-Хиллз, или ЕМЦПР-Х – именно так, с паузой после Р. Что-то вроде справочной по сверхъестественному в иудаике: по вопросу о времени прихода Мессии нажмите кнопку 1, толкование снов и консультация – нажмите кнопку 2, нумерология – 3, и 4 – расписание выездных семинаров. От этого «и четыре» пыл его поугас. Недобрый знак. Обычно автоответчики после «и четыре» не говорят «и пять». Но жужжание в трубке продолжалось. И – маленькое чудо – «Для всех гильгулим, а также в случаях возможной реинкарнации или обретенной памяти просим обращаться к рабби Залману Мейнцу по следующему номеру».
Чарльз, окрыленный, записал номер. Вот почему он перебрался в Нью-Йорк из Айдахо много лет назад. Именно поэтому. Ведь на манхэттенских желтых страницах можно найти все что угодно. Абсолютно все. Книга толстенная, как шлакобетонный блок.
ЕМЦПР-Х располагался в красиво отреставрированном особняке в самом центре Ройял-Хиллз. Вид готический. Ступеньки крыльца расширили чуть не во всю ширину здания, фасад первых двух этажей снесли и заменили каменной аркой, за ней – стена сплошного стекла. Холл отделан мрамором, Чарльз это оценил. Водятся денежки в Божеском деле, мысленно отметил он.
Так он стоял на мраморном полу, ощущая холод пустого пространства, и единственным хоть отчасти знакомым здесь было его незнакомое новое «я». И вдруг опять – дзынь! – снова пришло понимание.
Еще вчера вся его жизнь была его жизнь, знакомая, абсолютно своя. В ней было уютно, как в старом шерстяном свитере. Сегодня – Бруклин, арка, белый мрамор.
– Сюда, сюда пожалуйте. Идите на мой голос. Видите свет? Туда.
Читать дальше