Михаил Любимов - Декамерон шпионов. Записки сладострастника

— А нужно ли там наше влияние? Зачем? — усомнился я.

— Это вопрос не политика, а ребенка! — рассердился Юрий Владимирович. — Вообще забудьте об этом идиотском «зачем?». С такими вопросиками Бонапарт никогда бы не взял Тулон, Кутузов не разгромил бы Наполеона, маршал Жуков не овладел бы Берлином, Михаил Сергеевич не начал бы перестройки, а наш ВВ не заменил бы Бориса!

Тут многие выползли из Злых Щелей, встали и зааплодировали, как на съездах партии, обратив в нашу сторону сияющие лики. Азербайджанский вождь Гейдар Алиев, расстилавший ковер под плетью беса (тот самый ковер, что он положил на перроне в Баку, когда из поезда вышел Леонид Ильич), и все члены сталинского политбюро, даже убиенные Зиновьев и Бухарин, и Коржак, непрерывно открывавший и закрывавший дверцы машины, в которой никого не было. Правда, присмотревшись, я увидел, что при закрытии у него отскакивают и падают на землю фаланги пальцев, они дергались, вытягивались и застывали, словно испустив дух.

— Без лести не бывает политики! — хмуро заметил ЮВ. — Мне тоже приходилось подлаживаться под Леонида, ужасно я мучился, когда мы жили в одном доме. Он выпивал и меня заставлял, а я ведь этого не люблю, мне бы Теофиля Готье почитать… Но ведь делал все не ради себя, а ради высоких идеалов! Я и Володю, точнее, Владимира Владимировича, наставлял учиться гибкости и умению работать с начальниками, иначе карьеры не сделать! Ведь только такие дурачки, как поэт Николай Языков, писали: «Виновный пред судом парнасского закона, он только: неуч, враль и вздорный журналист, но… попу лижущий у сильного шпиона, он подл как, человек, и подл, как пополиз!»

Некоторые товарищи грешники, вроде бывшего премьера Касьянова, зарубежных критиков России шахматиста Каспарова или украинских президентов Кравчука и Порошенко, варились в смоле, и, когда всплывали, бесы топили их баграми, а иногда шутки ради вырывали багром кусок мяса из тела. Российских взяточников было в таком изобилии, что они не умещались в Аду и стояли в очереди у ворот под присмотром Святого Петра.

Грешников из одной Щели перебрасывали в другую — там вился огромный ком черных змей, которые скручивали мученикам за спиной руки и пронзали их хвостами и жалами. Бегала масса безголовых грешников, в основном чиновников, державших свои головы в руках, космы у них развевались, у многих были разверзнуты грудь и живот, меж колен свисали копны кишок, видно было, как судорожно и жалко бьется сердце, оно страдало: мало брали! Но где же наши лидеры, черт возьми?! Где отцы нации?

И вдруг тонко запел хор (не кастраты ли?): «До свиданья, наш ласковый Миша, возвращайся в свой сказочный лес!» Боже, горло у меня сжало от волнения… как я соскучился по уже подзабытым лицам любимых членов политбюро. Они стояли в аэропорту и махали руками отлетающему самолету. Впереди был Егор Лигачев, затем Шеварднадзе, Яковлев, Гришин, Зайков, Кунаев, Романов… Милые мои, как я счастлив снова вас видеть! А где же главный? Вдали блестело нечто, напоминавшее самолет. Неужели Михаил Сергеевич там? Наконец-то я раскрою тайну загробной жизни первых лиц государства!

Я взглянул на Юрия Владимировича: лицо его не выражало ничего, тут неожиданно мы вышли на стройплощадку, где царила трудовая атмосфера. Прямо перед нами в футбольной форме и в любимой кожаной кепочке стоял мэр Москвы Лужков, в руках у него была лопата, на плечах бревно еще со времен первых субботников. Мэр был прикован цепью одной рукой — к памятнику Петру Великому, выполненному скульптором Церетели, другой — к храму Христа Спасителя.

— Настоящий ленинец и крепкий хозяйственник, — заметил Юрий Владимирович. — Пока еще ни один политик, кроме него, не подтвердил свои достоинства делом. Приятно, что любит культуру, как Луначарский, и сам выступает на эстраде не хуже Гены Хазанова. Всегда бился за наш Крым. А какой у него вкусный мед на пасеке! Товарищ Собянин достойно продолжает его дело, и скоро он так отстроит Москву, что все жители из нее слиняют!

Неожиданно я увидел двух прекрасных ленинградок, припаянных друг к другу: одна — пафосный борец за свободу времен Бориса (перед ней лежала ее кандидатская диссертация «Борьба с пережитками мусульманства у татар Ленинграда»), другая — дипломатичная, одетая по последней моде, вельможная, давно не покидающая сановные кабинеты.

— М-да, — заметил Учитель, задумчиво разглядывая дам. — Давайте тут без комментариев! Помнится, поэт Миша Светлов по пьянке ляпнул, правда, не о политическом деятеле, а о режиссере: «Если бы у нее было столько таланта, сколько задницы, она была бы Чарли Чаплиным». Так знаете, что с ним случилось? Угодил в самый мерзкий котел, причем без сортира! Страшно сказать! Женщина остается женщиной и в Аду. Тут свои интриги.