Михаил Любимов - Декамерон шпионов. Записки сладострастника

— Самый запутанный круг, — пояснил Юрий Владимирович. — Ведь еретик — понятие растяжимое и относительное, все зависит от того, с какой кочки смотреть. В сущности, все люди друг другу еретики, все выпячивают себя и осуждают другого. Видите высокого худого человека в кепке, к руке которого прикован испанский инквизитор Торквемада? Это душа нашей идеологии, член политбюро Михаил Андреевич Суслов. Как он сюда подзалетел? Да просто его считает еретиком отец Флоренский, который тоже здесь по наговору папы римского. Кстати, тут много наших талантливых товарищей, которые работали над идеологическими документами на Кунцевской даче, тут и нынешние журналисты, и политики… Ах, Мисаил, и вам этого круга не избежать!

Тут к нам подлетел огромный монстр с туловищем человека и головою быка, из пасти его текла слюна и вырывалось пламя. Он бросился на нас, но Учитель ловко вытащил из верхнего кармана ковбойки нечто миниатюрное (именно с помощью этого устройства мы в свое время ликвидировали украинского националиста Бандеру), дотронулся до пасти, и ужасный Минотавр захрипел и рухнул на землю.

Мы вошли в круг седьмой. Шипели и пенились воды Флегетона, река закипала кровью, и в ней живьем варились тираны, убийцы и грабители. Дикие крики оглашали все вокруг, сердце мое застыло от ужаса. Внезапно холод сменился палящей жарой, и нас обрушился ливень пламени. Во Флегетоне я заметил физиономии и Джека-потрошителя, и насильника Чикатило, и американского гангстера Эль Капоне, и выдающегося киллера Солоника, но напрасно мой жаждущий глаз искал крупных истребителей человечества, угробивших миллионы чужих и своих. Зато кровавый кипяток заливал обольстительный рот Шарлотты Корде, зарезавшей в ванне деятеля Французской революции Марата, зато торчали из кипятка бледные ноги Фанни Каплан, ранившей пламенного Ильича. Все это изрядно запутывало, но я шел за Учителем, помня, что всех нас рассасывают под разными ракурсами по разным кругам, что в общем вполне соответствовало законам диалектики.

«Летят перелетные птицы…» — услышал я вдруг неувядаемый баритон своего любимца Иосифа Кобзона, который всегда и везде был вместе со своим народом. Мы подняли головы и увидели целую стаю птичек: летел выдающийся полководец Грачев, так и не выигравший ни одного сражения, кроме расстрела Белого дома, его пытался утянуть за ноги в «мерседес» беспощадный редактор Гусев, не простивший убийства журналиста «МК» Холодова. Очень уверенно, но с одышкой летел банкир Гусинский, шея у него отвисла от тяжелого жернова, сделанного из газет, журналов и НТВ, рядом порхали давно всеми забытая серая пташка член политбюро Воронов, знаменитый спикер всея Руси Селезнев. Неожиданно я увидел секретаря Совета безопасности Рыбкина, он тоже летел, хотя не имел никакого отношения к пернатым.

— Он и по воздуху может, и даже землю носом роет, если прикажут, — пояснил Учитель. — Хочет и рыбку съесть, и на сосну залезть…

— За границу много летают! — вдруг вмешался Пушкин, витавший над нами. — Деньги казенные тратят!

И запел мерзким голосом: «Садко мой собирается в дремучий океан. Берет кондомов дюжину и книгу «Мопассан».

Но это отвратительное кривляние заглушил своим басом генерал Лебедь, он тоже был в стае пернатых, хотя я его не узнал: от собственного величия шея его так вытянулась, что, хотя он и замыкал процессию, длинный клюв оказался впереди всех.

— Я знаю, о чем вы думаете, — сказал Учитель. — Но не следует выносить этим почтенным птицам суровый приговор. Нужно мыслить шире. Ну чем Грачев или Шойгу — не Ермолов или Суворов? В конце концов, людей нужно оценивать не по результатам, а по трудолюбию, которое слишком часто не дает плодов. Так и с преступностью. Наш министр Колокольцев старается вовсю, но разве возможно полностью избавиться от преступников? И как можно оценить гениальность министра Шойгу, если не было войны? Скорее бы грянула война, тогда он проявит себя!

— Я отнюдь не жесток в своих оценках, Юрий Владимирович, — возразил я мягко. — Но не все товарищи всегда эффективны! А Шойгу можно простить все, ведь это он спасал Отечество от наводнений и ураганов!

— В конце концов, если вам кто-то не нравится, вызовите на Лубянку и поговорите!

Я промолчал, видимо, Учитель не знал, что творилось на Лубянке, первоначально каждый год переживавшей реорганизации, а ныне увязшей в коррупции. Больно об этом говорить, но я вырос на Лубянке, я боготворил ее, я чуть не расстрелял шантрапу, уничтожившую памятник Железному Феликсу.