Карен Рассел - Приют святой Люсии для девочек, воспитанных волками [сборник litres]

Рыжая, напротив, просто сияла от радости. Прижавшись к правому локтю своего соседа, она смотрела на него с мечтательной улыбкой.

– Есть хочешь? – спросил Барнаби.

Он пошарил в кармане и протянул ей мятную жвачку и металлическую фляжку.

– На, замори червячка.

Рыжая сделала глоток и побледнела.

– Давай сюда фляжку, а то выдуешь все, что там есть.

Взглянув на Барнаби, она опять прильнула к горлышку.

Забрав у нее фляжку, он сам сделал несколько глотков. Раньше Барнаби никогда не залезал в раковины и сейчас видел все свои огрехи. Довольно неприятное зрелище. Но шланг доставал только до половины, а Барнаби был не слишком щепетилен. Черные пятна, словно чернильный тест Роршаха, свидетельствовали о его профессиональной непригодности. Даже в сумраке раковины были заметны угольно-черные следы его ботинок, которые он оставил, когда свалился внутрь.

– Черт, ну и грязища здесь, – буркнул он.

Но уточнять, кто виноват, что древние раковины превратились в мусорные баки, Барнаби не стал. Ему и так целыми днями приходится намывать их снаружи, отдирая детский крем и прочую гадость. Мальчишкой Барнаби мечтал стать лесником, охраняющим природные ландшафты, зубчатые горы и девственные леса. Защищал бы благородных буйволов, носил шляпу и значок. А вместо этого оттирает неприличные надписи на раковинах. Мистер Джурайб давно бы уволил его, если бы он не делал вид, будто незаменим, припрятывая все чистящие средства.

Но Барнаби старался об этом не думать. Он взглянул на Рыжую, осовевшую от выпитого, и вдруг представил чертика в коробке со сломанным заводом. Игрушка без ручки. Похоже на его собственные перспективы по части деторождения. Внутри у него все сжалось и похолодело. Никакого выхода.

– Ага, грязь жуткая.

Сквозь трещины в раковину просачивался лунный свет, бросая пятнистые отблески на вывалявшуюся в грязи девочку. Она, не отрываясь, смотрела на Барнаби.

– А ты хоть знаешь, где мы сидим? – спросил он, намереваясь прочитать ей лекцию. – Это мегалитический экзоскелет. Мы можем лишь догадываться, кто в нем обитал…

Барнаби вдруг замолчал, испугавшись эха своего собственного голоса. Казалось, стенки раковины повторяют каждый звук.

– Девочка, а ты не слышала здесь каких-нибудь странных звуков?

Ее уши порозовели.

– А что?

– Да так, ничего. Мой… коллега говорит, что порой слышит тут довольно странные звуки. Они доносятся из раковин.

– Ах, это, – небрежно бросила Рыжая.

– Это?

– Это Ларами. – Она сморщила нос. – Ну, вы понимаете. Занимается там этим делом.

– Ларами Джурайб? Этим делом?

Барнаби покраснел. Утром он сообщит эту новость Раффи. Надо же, принять за стенания привидений вполне земные стоны! Хотя Раффи мог просто прикалываться – все знали, что он любитель дурацких выходок. Но какова Ларами! Ей ведь лет двенадцать. Уж лучше бы это были духи.

– Значит, дочь босса шастает по раковинам, – покачал головой Барнаби. – А ты как здесь оказалась? Тоже с дружком хотела встретиться? – Он ткнул Рыжую локтем в бок чуть сильнее, чем того требовали обстоятельства. – Или в прятки играла? Изображала улитку?

Рыжая шмыгнула носом, и у нее заблестели глаза. «Господи, – подумал Барнаби. – Сейчас разревется». Он неловко потрепал девочку по плечу.

– Ну, ладно, ладно.

Она уткнулась ему в плечо, сначала неуверенно, потом все более настойчиво. Барнаби увидел, что по ее рыжим кудряшкам ползет вошь, и осторожно смахнул ее рукой. И на него неожиданно нахлынула любовь к этой толстой подружке по несчастью. Он стал фантазировать: «Я ее усыновлю и воспитаю, как родную дочь. Мы будем ездить на материк и смотреть на фокусников».

Это чувство наполняло его радостью. «Я хороший человек, – с удивлением думал Барнаби, поглаживая девочку по волосам. – Со мной все в порядке».

– Не бойся, детка, – бормотал он, поглаживая ее по влажной спине. – Все будет хорошо.

На грязный пол раковины упала одинокая капля.

Рыжая улыбалась: ей хотелось верить этому человеку. Она не знала, как ответить на его вопрос, почему она тут оказалась. Но чувствовала, что всю правду говорить нельзя. Внутри ее была запрятана какая-то пружина, грозившая вот-вот распрямиться, причем с каждым годом это ощущение становилось все сильнее. Рыжая свернулась калачиком в холодном изгибе раковины. «Так и нужно жить, – шептал ей внутренний голос. – Оденься в панцирь и никого не подпускай к своему сердцу».

Ветер снаружи утих. Вода мерцала и переливалась, словно там плавали тысячи светлячков. Все вокруг застыло, как бывает перед грозой. Голубоватые мотыльки выделывали в воздухе сложные пируэты. Луна была похожа на часы без циферблата. По спине у Рыжей пробежал холодок, сердце гулко застучало. «Сейчас что-то произойдет», – думала она. Казалось, невидимая рука включила внутри раковины звук. Рыжая слышала, как гудят ее кости. Закрыв глаза, она уловила шум моря. Раковина потрескивала на ветру. Взрослые голоса внутри Рыжей умолкли. «Господи, ну пожалуйста, сделай так, чтобы что-нибудь случилось», – молила она. Рыжая смотрела на грязные обгрызенные ногти Барнаби. Она даже не знала, на что надеяться. На что-нибудь.