Карен Рассел - Приют святой Люсии для девочек, воспитанных волками [сборник litres]

Доутс тряслась даже под тремя одеялами из лошадиных шкур. А Мейзи постоянно спала. Вчера мать хотела остановиться, но отец боялся отстать от каравана. Ночью они вышли из фургона, желая исполнить супружеский долг. Мать заставила меня держать «занавес скромности», грязный и истертый, чтобы отгородиться от соседей.

– Разве тут есть доктора? – спросил отец, театрально заглядывая под камень. Потом сжал его в руках, и тот рассыпался в прах. – А лекарства? Мужайся, Велина. Мы должны поднажать, ведь уже пройдено больше половины пути.

Я опустил занавес. У меня устали руки, и хотелось почесать нос. Наши глаза встретились, и что-то в моем взгляде заставило отца подняться и подойти ко мне.

– Джейкоб.

Его зубы сверкали в темноте, глаза горели, шерсть стала дыбом, и весь он сиял беспричинной радостью, словно наш городской пьяница. Отец дотронулся кончиком рога до моей щеки.

– Не обращай на нее внимания, сынок. Мы обязательно туда дойдем. Верь своему отцу.

Потом он поднял меня на руки и начал вальсировать вокруг нашего костра.

– Держись, сынок!

Отец носился вокруг лагеря, напруживая мускулы, будто опять попал на родео.

– Но! – кричал я, смеясь. – Хо! Давай, давай! – вопил я, вцепившись в его рога.

Отец увлек меня подальше от матери, за пределы нашего лагеря. Мы продолжали вальсировать, пока не приблизились к краю скалы.

– Ты только посмотри, Джейкоб! – воскликнул отец. – Как далеко мы зашли!

Внизу простиралась бескрайняя пустыня, плоская и безликая. Бесконечные мили песка и одинаковых дюн, а дальше, за горизонтом, вероятно, находился Запад. Ночь была тихая и безветренная, но в горячем воздухе все казалось каким-то призрачным, и синие тени гор были похожи на мираж. Внизу разбили лагерь другие переселенцы. Их фургоны напоминали белую гусеницу, свернувшуюся в кольцо. Вокруг светились крошечные огоньки костров.

– Теперь ты видишь?

Я стал вглядываться в темноту пустыни.

Непонятно, что мог различить там отец и что должен был увидеть я. Держась за его рога, я нерешительно наклонился в сторону, где, как я отчаянно надеялся, и находился этот Запад.

– Да! Вижу!

Отец усмехнулся. Отблеск костра осветил его вытертую шкуру со следами ожогов. В кулаке у меня остался клок шерсти. Опустив меня на землю, он прошептал мне на ухо, словно это был наш мужской секрет:

– Говорят, на Западе повсюду растет клевер. Зеленый, сочный и густой. И такой высокий, сынок, что в его зарослях не будет видно твоего лица…

– Так что там происходит во время «метели»? – поинтересовался Барсук.

Он незаметно просочился за мной во время перерыва и устроился на площадке для игры в тетербол. Раньше мы с ним никогда не общались. Его отец несколько раз подвозил меня из школы, но и тогда мы с Барсуком не разговаривали. Мы молча сидели в машине и напряженно ждали, когда загорится зеленый свет.

– Не знаю. – Я пожал плечами. – Это шоу для взрослых.

Барсук ударил кулаком по мячу, и он закрутился вокруг столба.

– Что значит не знаю? Ведь твой отец работает в этой лавочке!

Он сгреб меня за плечи и несколько раз тряханул. Издали могло показаться, будто мы танцуем.

– Не знаю, и все. Мой предок тоже вряд ли в курсе.

Изо рта у Барсука пахло яйцами, а курносый нос был в черных угрях.

Мой отец работал в Ледовом дворце механиком – чинил гигантские вентиляторы и машины для полировки льда. Иногда он брал меня с собой. Я угощал вишневым снегом орангутангов и делал вид, будто не замечаю, как отец флиртует со Снежной Королевой. (С ней заигрывали все папаши, а не только мой. Клевали на ее трико, телесные колготки и блестящие побрякушки.) Благодаря папаше мне кое-что перепадало бесплатно: я мог кататься на коньках и есть сладкий лед из пакетов. «Жидкий завтрак!» – с улыбкой говорил отец. Но «метель» была исключительно для взрослых. И даже если бы папаша раздобыл мне пропуск, я все равно туда бы не пошел. «Только для взрослых» означало, что там будет скучно или жутко. Я слышал кое-какие отзывы, и меня это нисколько не заинтересовало.

– Ладно, – кивнул Барсук. – Тогда обязательно сходим. В следующую среду. Принеси деньги.

– Эй, папочка! – позвал я.

Отец, забрызганный маслом, делал вид, будто спит.

– Как там «метель»?

Его куртка была усыпана снегом, а может, это была перхоть. Взъерошив отцу волосы, я вытащил из его кошелька двадцатку.

– Знаешь что? Сегодня у меня появился друг.