И тогда они все стали смеяться. Боже, как они смеялись.
С каждым было по-своему. С Доком – так.
На берегу бесконечной реки – вот какая бывает бесконечность, а ты не знал? – можно сидеть бесконечно и не дождаться ни трупа врага, ни лодки друга, потому что снова и снова течение гонит перед тобой одну и ту же воду, но войти в нее ты не можешь, можешь только чертить пальцами на песке бессмысленные знаки. Просто чтобы те, кто за тобой наблюдает, были заняты разгадыванием безответных загадок, фальшивых ребусов. Может быть, это их отвлечет от чего-нибудь важного, когда это важное начнет происходить. Например, появится какой-то выход, какой-то зазор в запредельно плотной нереальности этого… ну, скажем, пространства.
До сих пор Док не представлял, что такое бывает. Вот берег, обычный песчаный желтый берег, как на детских рисунках. Вот река – мягкое, но сильное течение, легко плещущие тонкие, будто стеклянные, волны косо набегают на песок. Вот в нескольких шагах от воды буйство ярко цветущей, яростно благоухающей растительности, непролазная стена, накрепко сплетенные и перевитые стебли и ветви. И всё. Больше ничего нет. Сколько ни иди вдоль реки – остаешься на месте. А река снова и снова несет мимо тебя всё ту же щепочку, что и час, и день назад, всё тот же пожелтевший с краю лист, сбившиеся в сплошное лиловое пятно лепестки, снова щепочку, снова желтеющий лист, снова лепестки, и так по кругу, бесконечно. А в трех метрах от берега над водой стоит густой туман, и другой берез только вымечтать можно, но и тогда не доплыть до него. Это вот как-то сразу ясно, что к речной воде прикасаться нельзя, хотя с виду вода как вода. Прикасаться нельзя, а уж пить и подавно. А солнце здесь щедрое – вечный полдень, вечное лето.
Как тогда, когда он упал с велосипедом на склоне и не мог подняться, и сделать ничего не мог. Вот так же и сейчас. Ничего не сделать. Только ждать и надеяться. Хотя какая тут может быть надежда?
Лодочник здешний, наверное, не приплывет – Док-то уже здесь, перевозить его никуда не надо, обратно отсюда этот лодочник не перевозит.
Есть время сдаваться, и есть время упереться и не отступать. Как понять, какое сейчас? Тогда, на склоне, было время сдаваться, и он это понял, когда сдался – и получил свободу и спасение. А какое время теперь? А когда Клемс у него в руках выдохнул и больше не вдохнул – это было время сдаваться или время сжать реальность в кулаках и не выпускать, пока не сдастся она?
Кто-то сказал, что за такие идеи могут и по голове настучать. Кто? – Сам знаешь кто.
Но он не знал, кто. Должно быть, те, кто сейчас наблюдают за ним, пытаясь разгадать его бессмысленные рисунки на песке.
Может быть, сейчас как раз то время, когда надо зачерпнуть в ладонь стеклянно прозрачную воду, поднести к растрескавшимся губам, омочить их в горечи и сладости забвения? Принять причастие страны мертвых.
Жажда немилосердна. Это без еды можно жить и жить, но обезвоживание убивает быстро. Хотя здесь, конечно, не убьет, потому что смерть была бы переменой, а перемен здесь нет. Щепочка, лист, стайка лепестков. И снова. И снова. Смерти нет, потому что нет жизни. И цветение здесь такое же мнимое, как на картине или на фотографии. Существует реально, но не живое.
Как его фальшивые иероглифы на песке – выглядят как настоящие, но ничего не значат. Наперегонки с волной, чтобы не коснуться, чтобы не коснулась.
Он точно знал, что за ним наблюдают – такое не пропустишь. Кто? Кто надо. Которые сам знаешь. Те самые, что по голове настучат.
Настучат по голове, настучат по голове, повторяет про себя Док. Настучат, выстучат азбукой Морзе, почему и зачем нельзя делать так, как он хотел, нельзя вмешиваться в ход времени и судьбы, нельзя возвращать друга из царства мертвых. И не в том дело, скажут, не в том, что Гильгамеш не спросил Энкиду, и не в том, что Орфей вел Эвридику, как козочку на веревочке, и не в том, что они отступили и не попытались во второй раз, и в третий, и сотый. Это не причина, отстучат духи-хранители последовательности и необратимости, это следствие. А причина в том, что вселенная не допускает таких нарушений последовательности и необратимости, и нельзя покушаться на эти священные принципы, а кто покусится – неминуемо потерпит поражение и будет примерно наказан, чтобы прочим неповадно было. Ох, и достанется бедной моей голове, думает Док, если духи-хранители и в самом деле возьмутся донести до меня эти простые и незыблемые истины посредством азбуки Морзе.
Читать дальше