– Какой Док заботливый, – сказал Енц.
– Я тоже об этом подумал, – подхватил Тир. – Если бы не он с его закидонами, я бы сейчас с ума сошел.
– Вот-вот.
– Точно-точно.
– Что это за хрень вообще? – прищурилась Ягу. – Может, нам что-то вкололи?
– Всем сразу?
– Ну, допустим. Это не объясняет, почему мы здесь все одновременно.
– Может, это меня так глючит.
– Почему это тебя? Я тоже их вижу.
– Ты мой глюк.
– Спасибо, любимая.
– Да, и ты тоже.
– Черт. Ягу, у тебя нос как? У меня спина болит до сих пор.
– Это ничего не доказывает.
– Ну, что разговорились? А вдруг оно нас понимает?
– Брось, Енц. Мы сами себя не понимаем, куда ему.
– Мы понимаем, – заговорило оно. – Вы нарушили.
– Что? – спросил Енц.
– Всё! – отрезало оно. Огляделось – не отводя взгляда от каждого. Вынесло вердикт: – Здесь не хватает. Один и один. Где они? Вот они.
Док и Клемс как с потолка свалились: голые, в обнимку – спасибо, хоть одеяла между ними застряли. Их тоже разнесло в разные стороны, встали напротив друг друга, как в тогах: один в белой, другой в красной. И смотрели друг на друга, не отрываясь, как будто могли видеть сквозь темное многоликое пятно между ними. Но пятно-то глаз с них не спускало, сколько бы ни было у него глаз на самом деле. Док еще успел от Клемса взгляд оторвать – на каждого из команды посмотреть, кивок, мгновенная крошечная улыбка, каждому. И это всех собрало, и больше никто не думал про глюки, потому что все были совершенно настоящие, и это было очевидно.
А дальше с каждым было по-своему.
– Накаркала… – шепчет Рыжая и откладывает в сторону незаконченный венок, щурясь на Зигмунду Фрейду.
– А нечего было про вошей, – встревает Мадлен.
– Ничего. Они справятся. Ничего, – Калавера твердит, как заклинание.
– Я знаю, что они Бобби покажут. Помнишь, что Доку говорили про жертвоприношения в квартире? Это вот оно сейчас будет. Блин, Бобби потом от меня шарахаться будет, – всхлипывает Мадлен.
– Они справятся.
Запомнилось обрывками. Тир потом долго кошмары по ночам видел, как ему говорят, что он должен выбрать один из двух вариантов. Первый вариант был – отойти в сторону и мирно жить в загородном доме с Кристиной и тремя сыновьями, которые родятся у них один за другим. Тир видел эту жизнь, как будто ему всё будущее показали в одной точке. Прекрасное будущее, всё честно: жизнь счастливая, никаких воспоминаний о сегодняшней ночи, о Доке, об этой части жизни вообще. Мальчики один другого смышленее и лучше. На рыжую куклу с разноцветными глазами ни один не похож. И Кристина никогда не исчезала. Хорошая жизнь. А второй вариант был – встать рядом с Доком и Клемсом и потерять всё, что только что было словно наяву. И в кошмарах Тир видел, как он отводит глаза, прячась от Докова прямого понимающего взгляда, отворачивается, отступает в тень. И просыпался в ужасе, и не мог вспомнить, что же он выбрал на самом деле. И, отдышавшись в объятиях Кристины, засыпал, и видел, как встает рядом с Доком. И задыхался во сне.
Бобби никому ничего не рассказывал, но время от времени ему мерещилось, что по квартире расставлены каменные жертвенники, и на них дымятся куски сырого мяса, пузырится кровь. Он принимался ощупывать себя, проверяя, всё ли на месте, и какое-то время после таких приступов оставался в смутной тоске и беспокойстве, как будто на месте оказалось не всё. Впрочем, он сильный, правда, очень сильный. Да и Магда не забывала заваривать ему шалфей. Прошло со временем. Справился.
Клемс иногда с удивлением смотрит на Дока, как будто знает о нем такое, что про Дока знать невозможно. Невозможно знать про человека что-то такое, чего с этим человеком не может быть никогда. Но в то же время невозможно избавиться от этого знания. И остается судорожно хвататься за любые сомнения и тут же отталкивать их в попытках удержать шаткое равновесие между одним безумием и другим. Но на фоне всего того безумия, которое Клемс и так носит в своей ясной голове, это не заслуживает отдельного упоминания.
Енц, когда они все один-единственный раз говорили о произошедшем в ту ночь, просто пожал плечами. Что, мол, они могли мне предложить? Вечную жизнь? И никогда не встретиться с ней? Вот это их «мы понимаем» было явным преувеличением.
– Они тебя тоже смертью пугали? – спросила Ягу.
– И тебя? – повернулся к ней Док.
– Ага.
– А ты?
– Ну, они говорят, если не отступишься, то умрешь. А я так: что, прямо сейчас? Думаю, легко они меня не возьмут, а то и прихвачу кого с собой, рано радуются. А они, представляешь, мне такие: нет, не сейчас. Вообще. Боже, как я смеялась.
Читать дальше