Жюльен Сандрель - Комната чудес

Из больницы я вышла в состоянии невменяемости. И тут же услышала громкий свист, который узнала бы из тысячи. Это был резкий ковбойский посвист, каким пастух созывает стадо; я его терпеть не могла. Обернувшись, я ее увидела. Она стояла уперев руки в боки и сверлила меня взглядом. Моя мать. Только ее мне не хватало. Только не сегодня. Особенно не сегодня.

Я сделала вид, что не заметила ее, и ускорила шаг. Она издала еще с десяток коротких свистков, подзывая меня как собачонку. Я остановила такси и побыстрее забралась в салон с затемненными стеклами. Мать бросилась ко мне, на бегу размахивая руками (ей шестьдесят лет, и она здорова как бык). Я не знала, куда ехать, но возвращаться домой не хотела и назвала водителю адрес одного ресторана. Почему бы не отметить последний месяц жизни моего сына в шикарном заведении? В этот вечер мне пришлось впервые столкнуться с отказом официанта выполнить мой заказ. Когда я попросила принести мне третью бутылку безумно дорогого вина, меня вежливо попросили оплатить счет и освободить помещение. Мне это категорически не понравилось. Что там в точности произошло, я помню смутно: судя по всему, меня вывели из ресторана силой. Ужин не стоил мне ни гроша; они рассудили, что им выгоднее избавиться от пьянчужки, не требуя с нее денег, чем терпеть скандал в этом изысканно-уютном местечке.

Поймать такси до дома мне стоило великого труда. Машины останавливались возле меня одна за другой, но стоило водителю увидеть, в каком я состоянии, как он мгновенно давал по газам. Хорошо, что нашелся благородный рыцарь по имени Мамаду, который все-таки доставил меня домой. Высадив меня у подъезда, он спросил:

– Вы уверены, что с вами все хорошо, мадам?

– Разумеется, месье таксиводитель, у меня все отлично.

Машина уехала, я вошла в предбанник между уличной и внутренней дверью и рухнула на пол.

Проснулась я в своей постели. Голова раскалывалась. По кусочку восстанавливая в памяти события вчерашнего вечера, я испытывала два противоречивых желания: то ли пойти проблеваться, то ли забиться в какую-нибудь мышиную нору. Меня грыз стыд. Я только надеялась, что меня не видел никто из соседей. Но тут до меня дошло, что я понятия не имею, как, черт возьми, добралась до своей квартиры. Последнее, что я помнила (хотя, признаюсь честно, это были весьма смутные воспоминания), это как я входила в подъезд. Я медленно встала в постели. Голова кружилась. Мне удалось сделать несколько шагов, выползти из спальни и добрести до гостиной.

Свист. Я вздрогнула и обернулась. Мама.

Она была в фартуке, в правой руке – шланг пылесоса, левая, сжатая в кулак, – на бедре. Ее фирменная поза, свидетельствующая о крайней степени нетерпения.

– Дочь моя! На кого ты похожа? На тебя смотреть страшно!

– Здравствуй, мама. Что ты здесь делаешь?

– Развлекаюсь, как видишь. Пытаюсь навести подобие порядка в этом свинарнике. Я понимаю, что тебе сейчас не до того, но не до такой же степени! Я уж собиралась звонить на телевидение, срочно вызывать двух подружек из передачи, которые показывают, как наводить чистоту в самых засранных квартирах.

Я огляделась. Она была права. Но я не могла сказать ей: «Ты права», – слова застряли бы у меня в глотке. Поэтому я молча плюхнулась на диван, взяла плед и закуталась в него с ног до головы.

– Кстати, можешь не искать свое винище. Я его выбросила.

– Что-о?

– Я все выбросила.

– Мам, ты охренела? Это не винище! Это хорошее вино, и я заплатила за него несколько сотен евро.

– Следи за выражениями, дорогая. Мне все равно, сколько ты за него заплатила. Больше так продолжаться не может. С этой минуты я беру контроль в свои руки.

– Нет, мама, ты не берешь контроль в свои руки. Ты оставляешь меня в покое. Если я время от времени позволяю себе выпить бутылочку вина, это мое дело. И в уборщицы я тебя не нанимала. Поэтому, пожалуйста, иди домой.

– Даже не думай. Никуда я не уйду.

– Ты что, надо мной смеешься?

– А что, похоже? Только мне, знаешь ли, не до веселья. Ты хоть понимаешь, как ты вчера рисковала? Ты так напилась, что кто угодно мог сделать с тобой что угодно. Водитель высадил тебя у подъезда, и ты отрубилась с ключами в руках. А если бы мимо проходил какой-нибудь псих? Одному богу известно, что могло бы произойти. Я весь вечер просидела в подъезде, на ступеньках, ждала тебя. Как побирушка. Хорошо еще, соседи меня узнали и не выставили вон. Я видела, как ты упала. Мне было больно на это смотреть. Мне больно смотреть, Тельма, во что ты превращаешься. Я уже несколько дней хожу за тобой по пятам. Я боюсь за тебя. Я же вижу, что ты гибнешь. Ты пьешь как сапожник и худеешь на глазах. Я знаю, что ты целыми днями сидишь в больнице. Вначале я думала, что это хорошо, что ты молодец, что столько делаешь для сына. Но на кого ты стала похожа? Ведь это не только я замечаю. Чем ты поможешь Луи, если сама загнешься? Откуда он возьмет силы бороться, если ты махнула на себя рукой?