Жюльен Грин - Обломки

Крупный, оригинальный художник, пользующийся известностью и за пределами своей родины, Жюльен Грин, на первый взгляд, стоит несколько особняком во французской литературе XX века. Он всегда сторонился шумной борьбы многочисленных литературных группировок, не подписывал никаких художественных манифестов, не примыкал ни к одному литературному течению или направлению. Даже в 20-е годы — годы своей писательской молодости — он избежал чьих бы то ни было влияний (новаторство таких мастеров слова, как Пруст, к которому Грин относился довольно холодно, или Андре Жид, которого, напротив, он близко знал и любил и как писателя и как человека, — оставило его вполне равнодушным). Равным образом и сам он никогда не стремился встать во главе какого бы то ни было литературного движения или школы: вряд ли сейчас есть во Франции писатель, который мог бы назвать себя «учеником» Грина.

Занимаясь литературой, Грин отнюдь не ставил целью как можно громче заявить о себе, утвердить себя в писательской среде; на протяжении пятидесяти лет им руководило лишь одно стремление — до конца разобраться в себе, высказать себя, донести до читателя живое, личное ощущение окружающей действительности, передать свое понимание проблем, стоящих перед человеком в современном буржуазном обществе.

К какому бы жизненному материалу Грин ни обращался, он всегда оставался верен одному и тому же кругу вопросов. Противостояние добра и зла, духа и плоти, пристальный анализ индивидуального «я» в его отношении к «я» других людей, сущность человеческой свободы и способы ее реализации — уже эти проблемы, всю жизнь волновавшие Грина, показывают, что внутренне его творчество теснейшим образом связано с той идеологической атмосферой, которая вскормила многих крупных художников XX века. Именно эта органическая причастность Грина к духовным исканиям современной буржуазной интеллигенции позволила ему стать одним из значительных ее представителей.

Биография Грина небогата событиями. Ровесник века, он родился в Париже, в семье выходцев из США. Не случайно на протяжении четверти века он так часто бывает в этой стране. Его первая поездка в США, где он получил высшее образование, относится к 1910–1922 годам, а последняя — к 1940–1945 годам. Писать Грин начал в 1924 году. Среди наиболее значительных довоенных произведений писателя следует назвать его романы «Мон-Синер» (1926), «Адриена Мезюра» (1927), «Обломки» (1932), «Визионер» (1934), «Варуна» (1940). После второй мировой войны Грин окончательно возвращается во Францию, где становится лауреатом многих литературных премий, членом Французской академии (с 1971 года). В послевоенное тридцатилетие Грин пишет новые романы, такие, как «Мойра» (1950), «Каждый со своей ночью» (1960), «Другой» (1971), а также автобиографическую трилогию; «Уйти до рассвета» (1963), «Тысяча открытых дорог» (1964), «Дальняя земля» (1966).

На фоне внешней «скудости» жизни Грина особенно ощутимой становится интенсивность его духовной биографии.

Одной из самых ярких черт личности Жюльена Грина является всепоглощающая устремленность к «идеалу», поиск такой жизненной позиции, которая нравственно оправдывала бы и возвеличивала человеческое существование.

Воспитание, в семье, где слово «религия» отнюдь не было пустым звуком, уже в отрочестве заставило Грина искать этот идеал в католицизме. Именно католицизм — казалось шестнадцатилетнему юноше — способен открыть доступ в мир истинных человеческих ценностей, в мир незыблемой справедливости. Для Грина всегда было характерно желание самому стать воплощением «святости». Но в не меньшей степени христианство, с нескрываемым подозрением относящееся к жизни человеческого тела, настораживало и отпугивало его. «Искушение грехом» сыграло в жизни Грина не меньшую роль, чем «искушение добром».

Это противоречие, породившее в душе Грина жестокую нравственную борьбу, обусловившее драматизм всей его «внутренней биографии», как нельзя лучше объясняет нам причину постоянных духовных метаний писателя. Уже в 1924 году он совершенно охладевает к религии и даже пишет «Памфлет против французских католиков». Лишь через пятнадцать лет он вновь обратится к христианству, — но только затем, чтобы после войны испытать очередное, сильнейшее разочарование в религии.

Все это показывает, что религия привлекала Грина лишь в той мере, в какой он связывал с ней духовные ценности, способные противостоять моральному неблагополучию и деградации современного человека. Не в христианстве, как таковом, стремился найти Грин примирение с жизнью и с самим собой; он обращался к христианству потому, что оно, как ему казалось, отвечало его страстным, порой исступленным поискам истины и добра..