Юргис Балтрушайтис - Литва - рассеяние и собирание

Ванагас снова уехал. На этот раз, наверное, даже в Жемайтию. Останусь «в лавке» один. Может быть, Карюнас придет помогать…

…Кудрявый поэт (Капсас [137] Капсас (Капс, как и Дзукас, — от названия народности) — Костас Кубилинскас (1923–1962) — советский поэт, агент КГБ Ворон. ) не решается остаться у нас. Он все думает и думает, но приходит к одному и тому же — у нас ни в коем случае не оставаться. Каждому своя шкура дорога. Редкий из наших интеллектуалов способен решиться умереть за идею свободы родины. Омещанились они как-то, измельчали. Они скорее согласятся сейчас родину оплевать, а потом в этом покаяться, лишь бы только теперь не погибнуть.

Это слова Капсаса, но сейчас он не отваживается подтвердить их на деле. Я понимаю, что не могут все уйти в лес, но нам так нужны силы интеллигентов. Нам так необходим свежий приток, который пополнил бы наши ряды. Что вышло бы, если бы все стали отказываться. Не напрасно ведь сказано:

Так вот, где же те, кто раньше прививал нам любовь к родине, кто воспитывал в нас смелость, кто призывал с радостью умереть за родину? Неужели это было всего лишь громыханием пустой бочки? Наш поэт оправдывается тем, что хочет сохранить свое творчество, свою семью. Но ведь есть высшие идеалы! Конечно, может быть и так, что мы неспособны понять его поэтические «порывы». Однако известно, что деревня всегда сражалась за родину. Она не спрашивала, когда ей за это заплатят. Когда родине что-то угрожало, деревня с ее чистым, простым и твердым литовским сердцем шла сражаться. Она знала, что врага надо бить, ну и била его: добровольцы в лаптях и сегодняшние партизаны.

Я часто думаю — кто же ты такая, моя Родина? Почему твои дети такие странные, такие по-своему упрямые? Откуда берется эта великая сила сопротивления?

Чувствую, что все больше и больше люблю свой край. Если бы мне сегодня кто-нибудь предложил свободу в Америке, я бы не уехал. Лучше погибнуть здесь в честном бою, чем сложа руки чего-то откуда-то ждать. В конце концов, наша кровь прольется не напрасно. Мы получим право прямо смотреть всем в глаза, потому что мы свою родину не бросили. Ну и кто нас победит, если мы смерти не боимся, если мы и смерть победили?

В бункере все спят. Один только я бодрствую со своими нескончаемыми мечтами. Мысли летают словно птицы, и в грудь вливаются жаркие волны…

<���…> Оба поэтишки (Капсас и его друг) вчера читали свои творения. Тяжелое, черное, как земля, настроение сочится из каждой строчки их стихов. Однако все вертится главным образом вокруг их личных переживаний, горестей. Ни одного слова о том, что пробуждает в молодежи и во всем народе решимость, ни одного слова о надежде на лучшую жизнь, ни одного слова о героизме деревни! От каждой строчки веет тяжким мещанским страхом, безнадежностью, отчаянием. Разве можно таким творчеством расшевелить, пробудить народ, зажечь огонь любви? Что же будет, если все заразятся таким пессимизмом? Само собой, наш народ в бесконечно трудном положении, но это не означает, что мы должны от безнадежности опустить руки. Такие пораженческие настроения только послужат большевикам. Люди некоторое время горюют, а потом понемногу смиряются. Велик тот, кто способен в горе песню петь. Ведь сто раз правда то, что Майронис, Кудирка и другие пробудили наш народ от вечного сна. <���…>

Сегодня собирал буквы для нашей типографии. Увы, у нас есть только половина. Этого и следовало ждать, разве что НКВД пришлет нам типографию. Ищи дураков. Будем и дальше выпускать свою газетку на ротаторе. Капсас доставил нам новый ротатор.

Уже довольно давно ничего не знаю про Костаса. Как там у него, бедняжки, дела? Денег нет, еды тоже. Главное, маме не может помочь. Ах, дорогая ты моя мама, увижу ли тебя когда? С отцом так внезапно расстался, а теперь тебя на Урал выслали. Отец погиб, хоть бы ты, моя милая мама, у меня осталась. Никогда не забуду 10 июля 1944 года, когда я впервые на долгое время был разлучен с домом и родным краем. Тогда была такая звездная ночь, какая может быть только летом. Но какая она была грустная, Господи! В ту ночь родители ушли из дома, потому что вести о приближавшихся большевиках делались все страшнее и страшнее. Я остался один в совершенно пустом доме. Всю ночь пролежал во дворе на лавке, не мог уснуть. Тогда я еще и не предполагал, что меня ждет. Воздух дрожал от гула самолетов. Где-то далеко видны были огоньки ракет: это бомбили наши города. У меня, да и не только у меня, у всех на душе было печально и уныло. Через мои родные места прокатилась новая волна войны.