Юргис Балтрушайтис - Литва - рассеяние и собирание

Адам (приподнимает цилиндр). Адам. Мицкевич.

Мистр. Анджей. Товяньский. По рожденью — литвин, но москаль — по бумагам. Этак я говорю таможне. А перед вами желал бы изъясниться пространнее.

Адам (без энтузиазма). Изъясняйтесь.

Мистр. Я предпочел бы — стихами.

Адам озирается, но повозки с останками все не видно. Мистр продолжает патетически.

Народа дивный избавитель! Кровь древних витязей, чей прах в земле сырой… А имя — сорок и четыре!.. О Господи! Скорей врата ему открой, да снидет к нам во благости и мире. Дай сил нам вытерпеть… [1] «Дзяды», часть III, сцена 5. Перевод В. Левика. (Здесь и далее, кроме специально оговоренных случаев, — прим. перев.)

Адам. Где вы меня так изрядно выучили?

Подобная здравица раздражает Адама.

Мистр. В Вильне, в Бернардинском костеле.

Адам. Строку подменили…

Мистр. Ты ее подменил, Адам, а я лишь вернул на место.

Голос. Vive l’empereur!

Толпа. Vive l’empereur!

Голос. Vive la France!

Толпа. Vive la France!

Адам вытягивается, с волнением смотрит вдаль, машет цилиндром.

Голос (ближе). Vive la Pologne!

Толпа и Адам. Vive la Pologne! [2] Да здравствует император! Да здравствует Франция! … Да здравствует Польша! (франц.)

Мистр. Слышите? Сколько тут поляков… ( Пытается перекричать толпу.) И хоронят — не Бонапарта. Польшу везут во гробе. А не ведают: через год вновь она станет свободна, самостийна и воссияет в своем величии!

Адам. Откуда такие прогнозы?

Мистр (возлагает руку Адама на хоругвь). Цепляйтесь, гроб уж близок.

Мистр преклоняет колена и молится. Адам в волнении глядит на близящийся исполинский погребальный катафалк, запряженный шестнадцатью лошадьми. Наполеон для него — неисполнимая надежда на избавление, мощь, пытавшаяся сразиться с русской империей. Он возвращается мертвым в Европу и уже ни для кого не представляет угрозы. У Адама наворачиваются на глаза слезы: ведь есть еще и семейные трудности — дома осталась больная жена, у нее уже не одну неделю бред перемежается со стонами. Триумфальная колесница минует Адама, вся толпа подается в направлении Дома инвалидов.

Мистр.Доктор ей не поможет. У Целины в расстройстве — не разум. Тут другое.

Адам замирает. Громко произнесенное имя жены заставляет его прислушаться.

Бонапарт уже в Инвалидах, нам туда не пробиться. (Поднимается.) Оставим его ветеранам, а сами — обратно, к ней… На Амстердамскую, дом один.

Адам (со злостью). Кто вам сообщил мой адрес?

Мистр (смахивает снег с колен). Как говорил Наполеон, по прибытии в чужой город ты не спишь, не скучаешь, но пытливо исследуешь. Кто знает, а вдруг его придется брать? (Смеется.)

Адам. Вы — доктор?

Мистр. Если вы еще верите докторам, мне к ней — слишком рано.

Адам. Я уже никому не верю…

Мистр. Надо будет поверить, Адам. Лишь тогда я возьмусь исцелить ее.

Несомые толпой, они то сближаются, то отдаляются друг от друга.

Адам. Вы, верно, понятия не имеете, какова глубина ее недуга…

Мистр. Поверьте, Адам… Рассчитайте доктора, сообщите, что отказываетесь от него…

Адам. Сударь, я поверю, когда Целина встанет с постели…

Мистр. Ощутив, что она свободна, я приду исцелить ее.

Толпа подхватывает Адама и несет прочь от Мистра.

Могу знамя оставить в залог, что не обману, но ведь это уже не вера. ( Кричит вслед удаляющемуся Адаму.) И поспешите: холодно. Я от простуд не пользую.

Адам исчезает в толпе.

Квартира Мицкевичей. Комната, где давно не убирали. Целина лежит в постели, она стонет и мечется. Над ней склонился Мистр, и Адам нервно ходит по комнате, курит.

Адам. Сначала они твердили о послеродовой истерии, потом — что схизофрения, теперь они сами не знают. Царапается, воет, не узнает людей…

Мистр. Не дуйте на меня дымом. Терпеть не могу.

Адам гасит цигаретту. Трет озябшие руки.

Адам. Вы хотя бы предполагаете, что с ней?

Мистр. Окаменение. Переслоились плоть и душа.

Адам. Что делать?

Мистр. Расшевелить душу. ( Склоняется над Целиной и едва слышно бормочет что-то. Затем впивается ей в губы и начинает рычать вместе с ней.)

Адам( остолбенев). Пан Анджей… (Делает решительное движение к постели.) Что вы с ней делаете?..