Дэвид Митчелл - Под знаком черного лебедя [= Лужок черного лебедя]

– Вы с ней до сих пор общаетесь?

– Да, нам было бы трудно избежать друг друга. – Мадам Кроммелинк не сводила глаз с Роберта Фробишера. – Эта девушка хочет, чтобы я ее простила, прежде чем она умрет. Она умоляет меня: «Мне было восемнадцать лет! Поклонничество Роберта было для меня лишь… лишь лестной игрой! Откуда мне было знать, что голодное сердце сожрет душу? Что оно может убить свое тело?» О, мне ее жаль. Я хочу ее простить. Но вот вам истина. – Теперь она смотрела на меня. – Эта девушка мне омерзительна! Она была мне омерзительна всю мою жизнь, и я не знаю, как прекратить это омерзение.

Когда Джулия меня по-настоящему достает, я клянусь себе, что никогда в жизни не буду больше с ней разговаривать. Но, как правило, к чаю уже забываю об этом.

– Злиться на человека пятьдесят лет – это очень долго.

Мадам Кроммелинк мрачно кивнула:

– Я это не рекомендую.

– А вы не пробовали притвориться, что вы ее простили?

– «Притвориться», – она поглядела в сад, – это не правда.

– Но вы сказали две правдивые вещи, так? Одна – то, что вы ненавидите эту девушку. Другая – то, что вы больше не хотите ее ранить. Если вы решите, что вторая истина важнее первой, можно просто сказать ей, что вы ее простили, даже если на самом деле – нет. Ей хотя бы станет легче. Может, и вам тогда будет легче.

Мадам Кроммелинк мрачно разглядывала свои ладони. Сначала с одной стороны, потом с другой.

– Софистика, – объявила она.

Я не знал, что такое софистика, поэтому молчал в тряпочку.

Где-то далеко дворецкий выключил пылесос.

– Теперь «Секстет» Роберта невозможно купить. Вы можете услышать его музыку лишь по счастливой случайности в домах священников в июльские послеполуденные часы. Это ваш единственный шанс в жизни. Джейсон, вы умеете обращаться с граммофоном?

– Конечно.

– Давайте, Джейсон, послушаем другую сторону.

– Отлично. – Я перевернул пластинку. Старые пластинки – толстые, как тарелки.

Проснулся кларнет и затанцевал вокруг скрипки с первой стороны.

Мадам Кроммелинк закурила новую сигарету и закрыла глаза.

Я откинулся назад и лег на диван без подлокотников. Я никогда еще не слушал музыку лежа. Если закроешь глаза, то слушать – все равно что читать.

Музыка – это лес, который нужно пройти насквозь.

Дрозд рассыпался трелью на утыканном звездами кусте. Проигрыватель издал умирающее «ахх», и звукосниматель со щелчком встал на место. Я поднялся, чтобы зажечь сигарету мадам Кроммелинк, но она жестом велела мне сесть.

– Скажите мне. Кто ваши учителя?

– У нас много учителей, по каждому предмету свой.

– Я спрашиваю, каким писателям вы поклоняетесь сильнее всего.

– О. – Я мысленно перебрал свои книжные полки в поисках наиболее впечатляющих имен. – Айзек Азимов. Урсула Ле Гуин. Рэй Брэдбери.

– Озимый? Урсу Лягун? Бред-Бери? Это что, современные поэты?

– Нет. Они пишут научную фантастику. И еще Стивен Кинг, он пишет ужасы.

– «Фантастику»?! Пфффт! Достаточно послушать выступления Рейгана! «Ужасы»? Есть Вьетнам, Афганистан, ЮАР! Иди Амин, Мао Цзэдун, Пол Пот! Вам не есть достаточно ужаса в мире? Я спрашивала, кто ваши наставники! Чехов?

– Э… нет.

– Но вы, надеюсь, читали «Мадам Бовари»?

(Я даже не слышал про такую писательницу.)

– Нет.

– Ни даже Германа Гессе? – Она заметно разозлилась.

– Нет. – Тут я совершил ошибку, пытаясь как-то умерить ее негодование. – Мы на самом деле не проходим европейскую литературу…

– «Европейскую»?! Что, Англия теперь уехала на Карибские острова? Может, вы африканец? Или антарктидец? Вы и есть европеец, о неграмотная пубертатная мартышка! Томас Манн, Рильке, Гоголь! Пруст, Булгаков, Виктор Гюго! Это ваша культура, ваше наследие, ваш скелет ! Вы даже Кафку не знаете?

Я дернулся.

– Я про него слышал.

– А это? – Она подняла и показала мне «Le Grand Meaulnes».

– Нет, но я знаю, что вы на прошлой неделе это читали.

– Это одна из моих библий. Я ее перечитываю каждый год. Вот!

Она метнула в меня книгу в твердой обложке, как «летающую тарелку». Книга больно стукнула меня.

– Ален-Фурнье – ваш первый истинный наставник. Он ностальгичен, трагичен, очаровабелен, он болит, и вы тоже будете болеть, а самое главное и лучшее, он правдив.

Я открыл книгу, и оттуда выпорхнуло облачко иностранных слов. Il arriva chez nous un dimanche de novembre 189… [16] Он появился в нашем доме в один из воскресных дней ноября 189… года ( фр .). (Цитируется по переводу М. Ваксмахера.)