Борис Земцов - Жизнь строгого режима. Интеллигент на зоне

Наверное, почти опять «про это». Специфика российской зоны строгого режима такова, что мужчине, тем более молодому мужчине, здесь трудно. Даже если есть на воле жена, что имеет возможность положенные раз в четыре месяца приехать сюда. Даже если он умудрится, изловчится, извернется и раздобудет-прикупит дополнительный, трехдневный кусочек интимного счастья. Впрочем, при чем здесь «специфика»? Почему именно российская? Надо называть вещи своими именами: и здесь природа требует свое! Плоть бунтует! Пол восстает! Атмосфера однополого вольера давит, прессует, а особо трепетных, чувствительных просто калечит. Женщин здесь катастрофически не хватает. Не хватает даже не только как партнеров в естественных, физиологических, утвержденных природой отношениях, но и как части окружающей среды, части окружающей обстановки, пейзажа. Потому и к тем немногим женщинам, что работают здесь и в силу своих должностных обязанностей вынуждены появляться периодически в поле нашего зрения, отношение специфическое. Кстати, в силу каких-то внутренних инструкций и правил, самостоятельно женщины по территории зоны не перемещаются, их обязательно сопровождает контролер.

Ну а реакция «спецконтингента» на увиденную в зоне женщину вполне предсказуема. Вслед всякой представительнице слабого пола выворачиваются шеи, разворачиваются головы, ну и… раскрываются рты нашего брата арестанта. Какая «поэзия» звучит в этот момент, представить несложно. Как несложно представить выражение глаз, которым сопровождается всякая, попадающая в поле нашего зрения, женщина.

Работало бы в администрации колонии больше женщин, чаще бы видели их арестанты, было бы все совсем по-другому. Не было бы дикого гогота, не звучали животные остроты, не выворачивались арестантские шеи. Почему так мало работает в зоне женщин, вопрос скорее риторический. За этим — и гендерное невежество всего нашего общества, и ведомственная тупость, и махровое местное жлобство. А слыша тяжелые шутки вслед каждой проходящей мимо локалки женщине, всякий раз вспоминаю двадцатилетней давности посещение колонии в американском городе Сиэтле. Удивительное дело, мужчины и женщины содержались там, по сути, вместе, пусть в разных корпусах, в разных зданиях, но раз в неделю они имели возможность общаться, видеться, встречаться в церкви, в воскресной школе при церкви. Да и в штате «буржуйской зоны» женщины составляли едва ли не половину. Попытался как-то поделиться подобными воспоминаниями со своими товарищами по несчастью. Кто-то одобрительно кивнул: «правильно америкосы организовали», кто-то недоверчиво тянул извечное арестантское: «го-о-онишь», но большинство мрачно молчало. Похоже, им было просто невозможно представить подобное.

И еще раз почти «про это». Только с другой стороны. В переносном и, отчасти, в самом прямом смысле этого термина.

Давным-давно не секрет, даже для людей максимально далеких от арестантских проблем, что в иерархии лагерного населения самая низшая, самая презираемая категория — «обиженные», «петухи». Они — неприкасаемые почти в самом прямом смысле этого слова. У них своя посуда, свой стол в столовой, свое место в бараке. Для них выделены специально определенные кран и раковина в умывальнике, кабинка в туалете. На зоне они выполняют самую тяжелую, самую грязную, самую унизительную работу. До их вещей нельзя дотрагиваться, с ними нельзя здороваться за руку, даже что-то передавать им из рук в руки не допускается. Какой-то предмет, который нормальный арестант должен передать «обиженному» (та же пачка сигарет или «замутка» чая), кладется сначала на нейтральную территорию (подоконник, табурет и т. д.), и только потом оттуда «обиженный» забирает его.

Кто, за что, насколько заслуженно и справедливо попадает на это «дно» лагерной жизни — отдельная, сложная, полная противоречивых и откровенно трагических моментов, тема. Отмечу только, что обратно «наверх» с этого «дна» дороги нет. Ни разу не видел арестанта, возвращенного из «обиженных» в нормальные, порядочные. Более того, даже не слышал, чтобы с кем-то, где-то, когда-то такое случилось. Совсем как в некоторых видах зубчатой передачи — все движения только вперед (в данном случае вниз), а обратно (наверх) — никак.

Уже не секрет для прогрессивного, всем интересующегося и во все вникающего общества, что среди этих самых «петухов» есть разряд «рабочих петухов», т. е. тех, кого прочие арестанты употребляют для удовлетворения своих плотских потребностей. И эта тема неоднозначна и противоречива. Знаю арестантов, твердо уверенных, что «употребление» «петуха» на зоне — явление естественное, почти обязательное (раз сидел — значит, непременно должен попробовать). Но куда больше тех, по крайней мере в этой зоне, по крайней мере вокруг меня, кто к подобным «забавам» относится максимально брезгливо, кто абсолютно уверен, что без «этой грязи» можно и нужно обходиться, а «каста неприкасаемых» должна быть неприкасаемой во всех смыслах.