Борис Земцов - Жизнь строгого режима. Интеллигент на зоне

Больше того, в московских СИЗО я встречал стариков-патриархов лагерной жизни, понимавших толк в «понятиях», имевших по четыре-пять отсидок, на которые ушло больше половины биографии, и которые подобной «клубничкой» себя ни разу не оскверняли. Словом, «забава» эта… на любителя. Тем не менее любители находятся. Опять же не берусь оценивать это через призму арестантского кодекса — коснусь только медицинско-гигиенической стороны.

Упомянутое, пусть не столь распространенное, но все-таки существующее, явление — откровенный рассадник не только венерической заразы, но и такого сверхсерьезного недуга, как СПИД. Неужели обо всем этом не знают в главном российском тюремно-лагерном ведомстве? Непременно знают! Обязаны знать! Не могут не знать! Почему не снабжают лагеря известными изделиями — теми же самыми презервативами? Ответа на этот вопрос я не знаю. Равно как не владею статистикой распространения СПИДа по российским зонам.

На стене одного из бараков нашей зоны висит плакат «На свободу — с чистой совестью». Лозунг известный. Почти клише. Своего рода бренд всей российской тюремнолагерной системы. Всеми узнаваемая примета отечественного ГУЛАГа. Плакат расположен так, что его прекрасно видно из столовой. Хлебаешь баланду, и… глаза непременно упираются в эту истину. «На свободу — с чистой совестью!» Задуматься — идиотизм! Полный! Абсолютный! Стопроцентный! Если есть у человека совесть — так она и есть, независимо от того, где он находится. Если совести нет (отсутствует с рождения, атрофировалась, уничтожена пагубным влиянием общества и т. д.) — это объективная реальность. А уж чтобы зона способствовала очищению этой самой совести (категории, о которой даже большинство представителей администрации имеет самое приблизительное, самое условное представление) — такое даже смоделировать невозможно. Кстати, в арестантском лексиконе слово «совесть» почти отсутствует, но есть универсальные термины — «порядочно», «непорядочно». С их помощью можно вполне точно классифицировать весь спектр человеческих поступков. Между тем лозунг «На свободу — с чистой совестью», рожденный, сдается мне, в каком-то «лохматом» гулаговском году, благополучно перекочевал в реалии двадцать первого века, в эпоху инноваций и нанотехнологий, и… прекрасно себя здесь чувствует. При всей своей абсурдности и нелепости. То ли люди, старательно удерживающие его на щите, толком не понимают его смысла, то ли смысл этот, особенный и глубоко спрятанный за внешней глупостью, им очень важен и выгоден.

История писем руководству колонии с просьбой разобраться с начислением моей заработной платы получила некоторое развитие. Как и предсказывали давно здесь сидящие, никто ни в чем разбираться не стал.

Снова вызывали в высокие кабинеты, объясняли корректно, но уже с нескрываемым раздражением, что деньги мне начислялись все прошедшие месяцы исключительно правильно. Похоже, здесь действует доведенная до совершенства система манипуляций с выходом/невыходом, общим объемом и количеством отработанных дней и т. д. Про разгружаемые практически каждый день громадные фуры с сырьем и соответственно так же регулярно загружаемые готовой продукцией, никто не вспоминает, хотя наряды на эти работы регулярно оформляются (не знаю только, на какие фамилии), деньги начисляются. Куда уходят эти деньги, догадаться нетрудно.

Система начисления зарплаты арестантам, быть более точным, система нашей глобальной обдираловки, позволяющая кормиться немалой части администрации, дающая возможность прикармливать армию проверяющих, несокрушима, незыблема, непоколебима.

И эта система жестко стоит на своем и мертвой хваткой держит свои, точнее наши, украденные у нас, деньги.

Написал еще одну бумагу на «хозяина», повторил тезис о том, что начисляемая мне «так называемая заработная плата» не имеет ничего общего ни с реальными выполняемыми объемами работ, ни с элементарным здравым смыслом. Повторил еще раз просьбу — переводить начисляемые мне подобным образом деньги на счет главного российского тюремного ведомства для дальнейшего распределения между наиболее нуждающимися сотрудниками. Уже через два дня был вызван отрядником. Не скрывая злорадства, он тыкнул пальцем в последние строчки моего письма: «Вот здесь про перевод, а реквизиты не указаны, так не положено…» «Неужели в бухгалтерии нет номера бухгалтерского счета главной конторы вашего ведомства?» «Нет, нет», — обрадованно затряс маленькой головой капитан Василиса.