Андрей Кокоулин - Силы сопротивления

— Я уже иду.

Магда накинула платье. С вырезом в бирюзовых волнах. Виктор выскользнул в гостиную. От увиденного в приоткрытую дверь у Бурдюкова зарябило в глазах. У длинного стола толклось человек двадцать. Часть сидела, часть подтягивала диван.

— Все, — сказала Магда.

Мимоходом мстительно ущипнув Бурдюкова, она вышла, нет, величественно выплыла из спальни. Ее встретили приветственным гулом. Какой-то худой, лысый от избытка чувств с тарелкой, прижатой к животу, рухнул на колени. Цирк! Дешевый театр.

Что за столпотворение?

— Постой, — отец поймал за рукав двинувшегося из спальни Бурдюкова.

— Что?

— Какого дьявола ты делаешь?

— В каком смысле?

Отец пошевелил челюстью.

— В смысле дурацких вопросов, — сказал он.

— А я не могу…

Шлеп! Отец отвесил ему оплеуху и, развернувшись, оставил в спальне одного. Дверь пригасила звуки и веселый голос Магды: «Сегодня у нас все на скорую руку. Извините уж. Сегодня у нас — омлет».

Бурдюков закрыл и открыл глаза.

На короткое мгновение, когда отец отводил руку от его щеки, реальность вновь треснула. Словно лоскуток отстал от драпировки, и оказалось, что оттуда, из прорехи, проглядывает все та же испугавшая его вчера жуть — голые стены, полутьма, грязь и тряпки, обломки вместо мебели, драный топчан вместо широкой двуспальной кровати, обрывки газет вместо ковров и худое, сморщенное, седое существо вместо отца.

Выдохнуть получилось не сразу.

Нет-нет. Это все понарошку, сказал себе Бурдюков. Возможно, недостаток питания. Неизвестно, ел ли он вчера. Утром точно пропустил завтрак, потому что…

Он вспомнил тошнотворную кашицу и согнулся, с трудом подавляя рвотные позывы. Ох ты ж муть… Тише, тише.

За дверью говорили и много смеялись. Не над ним ли? Кто-то попытался зайти в спальню, но Бурдюков смог подставить ногу.

— Нельзя.

С той стороны не стали настаивать.

— Вот дверь, — прошептал Бурдюков, выпрямляясь. — А если тебе скажут, что это не дверь, а кусок фанеры? Ты возмутишься. Да, ты возмутишься. Но вероятность, что ты смотришь на кусок фанеры, от этого никуда не денется.

— Серенький! — донеслось из гостиной. — Я тебе положила!

— Конечно, это несколько ненормально, — продолжил бормотать Бурдюков. — Но если все вокруг…

Он поднял и осмотрел брюки, потом стал их неторопливо натягивать на себя, разведя полы халата.

— …не то чтобы видоизменяется, нет, напрочь пропадает, превращается в кошмар, в фантасмагорию, в какой-то бред…

— Серенький!

Бурдюков вздрогнул от стука в дверь.

— Я уже все!

Он подтянул брюки (брюки ли?) и вышел из спальни.

— Что ты там делал? — спросила Магда.

Перед собой она держала тарелку с желтым прямоугольником омлета.

— Одевался, — сказал Бурдюков.

Он взял тарелку из рук жены.

— Это тебе, — запоздало сказала Магда.

— Спасибо.

— Ты точно одевался? — Магда скривила рот, подозревая обман. — Там больше никого нет?

— Нет.

— Я посмотрю?

— Пожалуйста.

Бурдюков отшагнул от двери. Магда ринулась в спальню.

Человек двадцать занимали едва ли не все пространство вокруг стола, расположившись на стульях и на диване. Кто-то сидел на подлокотнике. Одетые, полуодетые, в рубашках, куртках, платьях, кофтах, чалмах из полотенец, они перебрасывались хлебом, солонками и салфетками, смеялись, что-то рассказывали друг другу. Бурдюков ловил отдельные слова, но связать их у него совершенно не получалось.

— …спим…

— …толкает…

— …норма…

Солнце из окна рассыпало по головам горячие рассветные угли и малиновой полосой мазало стену. Казалось, кто-то разом вышиб всем сидящим мозги. Звенели, скрипели о фарфор вилки. Квакали радио и телевизор, примешивая к голосам обрывки мелодий.

— …дает…

— …достаточно…

Бурдюкову сделалось дурно, и он присел на подоконник.

Изученный им омлет был слегка пережарен, но пах именно омлетом. Вилкой Магда его обделила, поэтому Бурдюков отломил омлет рукой.

Заставить себя прожевать и проглотить его оказалось не так уж сложно. Это не кашица, не какая-то дрянь, убедил себя Бурдюков, отламывая еще. При наличии яиц и молока приготовить омлет не так уж и сложно. Знай себе следи за готовностью. Другое дело, были ли у них в наличии яйца и молоко? Даже не так: были ли они на этакую толпу? Этого Бурдюков не помнил. Он не вспомнил, когда в последний раз ходил в магазин? Где он вообще находится в районе? Но, возможно, кто-то из тех, что находился сейчас за его столом, принес продукты с собой. Тогда, конечно, другой разговор.